Мантина зашла.
– Я запрещаю тебе оставлять мою жену и мага наедине, – отрывисто бросил Дьян. – Он должен заранее договариваться о каждой встрече, и ты должна присутствовать. Понятно?
– Хорошо, мой князь, – ответила Мантина ровно.
Князь приказал служанке, а не самой Кантане. Ещё один намек на её полностью зависимое положение. Бестактность, на которую он просто не обратил внимания, или наоборот?..
Кантана не сдержала горькой усмешки, и успела заметить, что в глазах соддийки мелькнуло сочувствие. Или ей это показалось.
Маг удалился, перед этим выразительно поглядев на Кантану. Тихо выскользнула соддийка. Кантана и князь остались одни.
– Это тебе, – он протянул ей плоскую коробку, обтянутую бархатом.
Коробка взялась в его руке как будто сама по себе. Что ж, её отец тоже умел проделывать этот фокус. И рассказывал, что соддийцы это могут.
Что он ещё рассказывал о соддийцах?..
Да ничего почти. Ничего такого, что было бы полезно теперь.
Кантана отрыла коробку… не сразу удалось, тугой замочек сопротивлялся. Там, на черном бархате, лежало… нет, пожалуй, не ожерелье. Украшение для волос, гибкая диадема: ажурные листья, между ними блестящие камни. Дивное украшение.
Сначала она восхитилась искусно сделанной вещью, а потом поняла, что камни собрали в себя слишком много света этого неяркого дня и слишком уж щедро рассыпают радужный блеск. Граненые алмазы такого размера?..
Да, и гранил их искуснейший мастер.
– Кто носил это раньше? – спросила Кантана.
Такая вещь может быть только достоянием семьи и передаваться по наследству.
– Никто, – кажется, князь слегка удивился, – а что тебя волнует? Отныне это безделушка твоя.
– Благодарю. Но это слишком, – пробормотала Кантана, – она слишком красива.
Быстрая и весьма самодовольная улыбка мелькнула на губах князя. И ещё, кажется, он был немного удивлен.
– Слишком красивого не бывает, – заметил он, – примерь без платка, я хочу взглянуть.
Кантана подошла к зеркалу. Мантина только что уложила ей волосы, потратив кучу шпилек, и покрыла платком – так, что выглядело идеально. Если снять платок и испортить причёску, придется опять тратить время.
– Может, я потом примерю, мой князь? – осторожно предложила она. – Иначе мы можем опоздать к завтраку. Тебе придется меня дожидаться.
Тень недовольного удивления скользнула по лицу Дьяна, и он сказал:
– Надень. Я хочу, чтобы ты была в этом. Надевай поверх своего платка, если это для тебя важно.
Она поспешно приколола диадему, опасаясь, что он заставит надеть украшение на неприкрытые волосы, и ей придется в таком виде идти за императорский стол. Он не заставил, однако усмехнулся, словно насквозь видел её страхи.
– Женские волосы необычайно красивы, – сказал он, – и достойны любых драгоценностей. Мне непонятно, зачем их прятать.
Кантана постеснялась ответить, что в спальне он сколько угодно может любоваться её волосами. Она промолчала.
– Тебе идет, – кивнул её муж.
Диадема безукоризненно легла на голову, прикрепленная булавками с хрустальными головками. Она казалась совершенной, ни убавить ни прибавить. Но её красота вызывала больше оторопи, чем восхищения.
Муж шагнул к Кантане, взял за руку, погладил её ладонь большим пальцем, не спеша, то ли лаская, то ли оценивая мягкость кожи… Кантана ощутила дрожь где-то между лопатками. Приятно и тревожно.
– Я напугал тебя вчера? – он улыбнулся, – если мы не станем спешить, то все может получиться, девочка. И для меня, и для тебя.
– Да, мой князь.
Она подумала, что не помнит даже, как его зовут. Ведь Дьян – это не имя? Надо спросить.