— Мир вашему сердцу, Духовный Наставник Рой, — она сделала книксен и направилась к выходу. Колдун задерживаться не стал. Молча последовал за ней.

— Леди Кая, — у самых дверей наставник окликнул её. — Я запер молельню, когда уходил.

— Она была открыта, — Кая ничуть не лукавила. Это её дворец. Для неё здесь открыты все двери. — Вы уже в очень почтенном возрасте, Рой. Наверное, запамятовали.

— Не стану спорить. Хорошего вам дня.

Наставник расплылся в очередной доброй отеческой улыбке.

— Это ведь магические амулеты! Да от них же воняет колдовством! — шёпотом возмутился Ир, как только они вышли за дверь. — Почему на тебя не действуют?

— Я ведь уже говорила. Здесь всё принадлежит мне. И эти амулеты. Они не сработают, если я того не пожелаю.

Колдун понимающе хмыкнул.

— Вот, значит, как они находят… одарённых, — на последнем слове в голос Ира просочилось отвращение. — И ведьмы из-за этих амулетов идут на костёр.

— Всё верно. Вы увидели и услышали достаточно, господин Ир. Не разочаруйте меня, — Кая сделал книксен, давая понять, что разговор окончен. — Я оставлю вас.

Ир кивнул. Удаляясь, она спиной чувствовала его взгляд. Кая достаточно рассказала ему о Церкви. Колдун не мог не ощутить всё, что чувствовала она в этой молельне. Каждый символ, каждая свеча, каждая сожжённая на алтаре травинка имела своё значение, была предназначена для чего-то определенного. Она дала увидеть Иру куда больше, чем могло показаться.

***

Элиот слушал очередной доклад Камеристки. Утром своими прошениями донимали церковники, и времени на служанку у него не было, поэтому она ждала его в покоях после ужина. Он выставил камергера и велел Камеристке помочь с одеждой. Она, ни на секунду не замолкая, сняла с него перевязь, положила ленту на стол и принялась расстёгивать пуговицы на камзоле. Камеристка рассказывала о сговоре военного министра с церковью, об успехах северянки на уроках, о рыскающих по его замку чужаках, приехавших вслед за своей Нер-Рорг. О всяких мелочах давно перестала докладывать. В конце каждого месяца только подавала разного рода бумаги, касающиеся хозяйства. Если у него было время, он читал, если нет — спихивал на казначея и Герцога Рубена, старого друга и министра финансов.

— Также я взяла на себя смелость без вашего ведома обсудить с господином Ирьяном некоторые дела Церкви, — она стянула с плеч камзол и повесила его на спинку стула.

Элиот расшнуровал верх рубахи, сел в кресло напротив камина. Налил вина. Ждал. Камеристку не нужно было тянуть за язык. Она сама рассказывала ему всё, что он должен был знать.

— Я полагаю, что мы сможем использовать их как союзников, — Камеристка встала за его спиной в нескольких шагах от кресла. — К сожалению, у меня также есть основания полагать, что с их помощью церковь всё же пытается забраться на север.

— Хочешь переманить северян на свою сторону раньше, чем это сделают Благие наставники?

— Боюсь, что всё куда серьёзней. Мы до сих пор не знаем, почему Церковь одобрила ваш брак. У меня есть догадка…

— Не терплю догадок, — Элиот вскинул руку. Предположения? Его Камеристка способна на большее. — Узнай наверняка. И организуй завтра прогулку по саду с северянкой. Свободна.

Ему не нужно было оборачиваться, и так знал — она сделала книксен и направилась к двери. Он изучил её так же хорошо, как и она его.

Следующим днём Элиот основательно взялся за расследование деятельности Министра Военных Дел. Его доверенные люди начали обыскивать поместья заговорщика, допрашивать семью, прислугу. Королевская стража была многочисленна и хорошо обучена, как раз для таких случаев. По указке Камеристки они переворачивали вверх дном всё, до чего дотягивались руки. И ещё ни разу королю не приходилось извиняться за свою грубость. Обвиняемые всегда оказывались предателями. Бывало и такое, что Камеристку пытались обмануть, поймать за руку, подбрасывали ложные улики. Всё было без толку. На землях его замка ей не было равных в слежке, никто не мог от неё скрыться.