– Господин учитель, – послышался еще один робкий басок. – Расскажите нам, пожалуйста, о Враге.

По классу прокатилась электрическая волна. Говорил Кох, чистюля и отличник, ему дозволялось многое – в том числе перебивать, даже отца Саллюстия. Все вздохнули: сейчас начнется! Магнетизм магнетизмом, но портрет Врага куда занимательней, чем прославление Спасителя. Не то чтобы никто не слышал о Враге прежде – нет, им прожужжали все уши, но ведь это были неопределенные, туманные характеристики. И лицеисты знали, что ждать чего-то свежего от Саллюстия тоже не стоит. Однако – магнетизм! Лучи, исходившие от историка, словно приоткрывали завесу, так что всем казалось, что сейчас, сию минуту они уловят нечто важное, по тем или иным соображениям невысказанное ранее. Конечно, это был самообман. Аудитория прекрасно понимала, что Враг – это тайна, в которую бессильна проникнуть даже Церковь.

– Враг вездесущ, – прошептал Саллюстий и вдруг провернулся на каблуке. Всем почудилось, что он сейчас отколет какой-нибудь номер: перекинется через парту или взлетит под потолок, оседлав указку. Этого не произошло. Историк сгорбился и заговорил, глядя в пол. Создавалось впечатление, что он высасывает слова из-под паркета. – Он пришел ниоткуда, явившись везде и во всем. Никто не знал противоядия. Враг обладает силой, которой противодействует только чудо. Лишь чудом сохраняется в целости наш бастион. Мы не можем понять, откуда он взялся – с неба или из недр, мы видим лишь, что он… он… – Саллюстий, продолжая сверлить взглядом пол, подыскивал слово. Лицеисты перестали дышать. – Он текуч… Когда б не наши жертвы, он захватил бы все. И даже жертвы недостаточны: он ухитряется проникнуть, просочиться… Он возмущает соки, порождает гниль в селезенке, печени, почках, легких… Наш врач работает не покладая рук… Бывает, что в операционной неделями не гаснет свет… Враг рвется к сердцу! – Саллюстий вскинул голову и обвел учеников яростным взглядом. – Но сердца он не получит! Сердце получит Господь, сердце – наша священная жертва! Без сердца Враг не сможет нас одолеть. Он будет сколь угодно долго отравлять наши души холодным гипнозом, будет и дальше совращать и соблазнять слабых, подбивая их на измену, толкая в смертельную внешнюю тьму, за Ограду, как сделал это…

Тут историк прикусил язык и замолчал. «С Раевским», – мысленно докончил за него Швейцер и воровато оглянулся, высматривая Остудина. Тот с готовностью ответил ему многозначительным взглядом.

Положение спас Нагле – аристократического вида молодой человек, словно сошедший со страниц старинной книги. Он вежливо поднял руку, и отец Саллюстий сразу кивнул.

– Господин учитель, – взволнованно обратился к нему Нагле, – возможно, нам стоит принести коллективную жертву? Мы все как один готовы устроить Господа нашими сердцами…

– Молодец! – прошептал Саллюстий, кинулся к лицеисту и заключил его в объятия. – Светлая, чистая душа! Но нет, молодой человек, мы не вправе так поступить. Здесь собран Золотой Фонд нации. Отсюда, из глубинки, из покорившейся Врагу сибирской тайги, начнется возрождение России. Великий подвиг – послужить для Устроения, но все вы – зерна, которым надлежит прорасти. Минуют годы, и вы встанете у руля. Вы поведете страну, не зная страха и сомнений. Ваше младое племя, вскормленное и воспитанное в благости и богобоязни, не будет испорчено Тьмой… А жертва – жертва дело Создателя. Ей станет только тот, на кого укажет Господь… Он выбирает Себе слуг по Своему, неисповедимому усмотрению. Жертва одного – агнец, которым заменяется общее тело Церкви… Он слышит нас, через три дня будет великое знамение…