В большинстве случаев правом завещания пользовались бездетные хозяева поместий, желавшие, чтобы их имя жило в веках, и потому оставлявшие свои земли родственникам-однофамильцам. Право касалось не только замков, но и любых других видов недвижимости – например, получивших распространение металлургических заводов, скажем, Лёвста брюк (Lövsta bruk). В южно-шведской провинции Сконе людьми, чаще всех реализовывавшими право пользования замками только определёнными родами, стали Кристина Пипер и Фредрик Тролле.

В общей сложности за столетие было завещано около 200 замков. Право «закреплять» замки за родом просуществовало до 1809 г.

В конце XVII – начале XVIII в. Швеция, безвозвратно утратившая с трудом завоёванные позиции великой державы, была вынуждена взяться за укрепление новых границ. Пустая казна не позволяла браться за строительство чего-то нового, а потому основная ставка была сделана на очередной ремонт и укрепление уже существовавших боргов.

Главным архитектором страны стал Эрик Дальберг (1625–1703), сумевший совместить французские и голландские технологии и приспособить их к суровому скандинавскому ландшафту. В центре внимания вновь оказались донжоны – правда, в представлении Дальберга они выглядели вытянутыми строениями, иногда в несколько этажей, с казематами. Талантливый архитектор не сумел добиться общеевропейского признания, однако его идеи не были забыты: позже они возродились во Франции благодаря Марку Рене де Монталембер – участнику Семилетней войны 1756–1763 гг., не понаслышке знавшему всё о шведских крепостях.

С окончанием эпохи Великодержавия Швеции пришлось добиваться признания Европы уже не военной мощью, а культурой. XVIII в., пожалуй, как ни один другой был ознаменован её расцветом: процветали наука и искусство, но не была забыта и архитектура – наконец-то было завершено строительство Королевского дворца в Стокгольме и перестроена резиденция Дроттнингхольм. Впервые в Швеции появилось что-то своё, «исключительно шведское», а не привезённое из цивилизованной Европы.

В XVIII в. барокко уступило место рококо, и в моду вошли также усадьбы с характерными для них светлыми, практически лишёнными каких-либо украшений фасадами и скатными крышами. Первопроходцем стал охотничий замок Фредрика I (1676–1751) Свартшё (Svartsjö).

Планировка жилья была ассиметричной, залы для торжеств размещались теперь не в центре, а были сдвинуты в угол замка. Впервые замкостроители задумались об удобстве проживания – потому окна, чтобы наполнить комнаты светом, стали большими, мебель более мягкой и лёгкой, помещения нормально обогревались.

Поскольку внимание уделялось внутреннему комфорту, внешне многие здания выглядели похожими: теперь было трудно отличить складские помещения от фабрик по производству шерсти, церквей и даже королевских дворцов. Исчезали «излишние» украшения, с фасадов удалялись гербы – по внешнему виду нельзя было однозначно сказать, кому принадлежало владение. Поощрялось строительство из камня – так надеялись сохранить дерево для заводов и фабрик, где оно было просто необходимо. Заказчиками новых замков уже были не представители благородных семейств, как прежде, а разбогатевшие и предприимчивые купцы и фабриканты. Самой выдающейся стала, пожалуй, семья де Геер, которой обязано своим появлением поместье Стура Вэсбю (Stora Väsby).

На рубеже XIX–XX вв. в Швеции вспыхнул интерес ко всему истинно шведскому, и в убранстве комнат стали проявляться характерные именно для шведского дизайна черты. Идеалом служили покои герцога Карла в Грипсхольме – ни одна другая комната старых королевских дворцов не бралась за основу гостиной или зала так часто, как эта. В остальном же пытались воссоздать атмосферу загородного имения XVIII в. – хотя теперь не забывали и о появившихся удобствах – таких, как электричество, горячая вода, туалет…