Прежде чем запереться в своих «меблированных комнатах», Влад отправил шифровку в Центр – страна должна знать своих героев. Начальство какое-то время переваривало известие, отозвалось сдержанно: «Завтра вылетайте вдвоем с Волошиной». Видимо, дела в Москве превысили важность дел в Вашингтоне.

Спрятаться от Ульяны не удалось, она его выследила и устроила обструкцию. Кричала так, словно не она подчиненная, а он.

– Надеюсь, вы чувствуете свою вину, Владислав Анатольевич. – От волнения у нее даже раздувались ноздри. – Я чувствовала, что нельзя вас отпускать без сопровождения, но вам разве докажешь? Чуть не оставили несчастную девушку без начальника и… – Она опомнилась и воздержалась от концовки. – Ладно, товарищ майор, век живи – век учись. Отрадно слышать, что мы возвращаемся вместе. Хоть не пропадете…

Этой ночью он наконец-то выспался, и время нашлось подумать о своем поведении. Посольский внедорожник «Ситроен» с удлиненным кузовом и пуленепробиваемыми стеклами покинул дипмиссию на 16-й улице сразу после рассвета. На задних сиденьях разместились трое молодцов из посольской охраны, еще один вертел баранку. Вопросов не задавали, раз надо, значит, надо. Имелось ли у них оружие, осталось загадкой. Не знали и те, кто висел на «хвосте». Следом шла машина – темно-синий «Тандерберд». Затем она сменилась, и до аэропорта советских граждан сопровождал серебристый «Линкольн». Перед въездом на территорию воздушной гавани «хвост» отпал.

Аэропорт имени Кеннеди в текущем году переименовали в аэропорт имени Даллеса – но не того, что в годы войны возглавлял американскую резидентуру в Швейцарии и упоминался в «Семнадцати мгновениях весны», а того, что работал госсекретарем при Рузвельте. Аэропорт занимал огромную площадь, ежедневно отправлял и принимал сотни рейсов во все концы света.

Сотрудники охраны сопроводили «дипломатов» до стойки регистрации, затем до таможенного контроля, пожелали счастливого полета и откланялись. Проблем при прохождении таможни не возникло. Американский пограничник смотрел исподлобья, но постарался выдавить из себя улыбку.

– Тоже улыбайтесь, – толкнула майора в бок Ульяна. – Здесь все улыбаются, особенно когда не знают, что сказать.

Пургин не улыбался, был подчеркнуто сух. Половину одежды пришлось выбросить. До сих пор болели кости и суставы. Не было никакого желания улыбаться американским гражданам.

Они бродили по беспошлинной зоне, где продавались заморские бутылки, конфеты, сигареты. Работал магазин одежды, где Пургин купил подарок невесте, а Ульяна делала циничные замечания. В зоне ожидания работали мелкие ресторанчики, кофейни. Большинству советских граждан это благолепие было не по карману – все остатки валюты по возвращении из командировок предписывалось сдать. Понятно, что таких простаков было немного.

Влад зашел в огороженную кофейню, резонно рассудив, что чашка кофе его не разорит. Здесь было уютно, обстановка напоминала «подвальную».

– Вы в курсе, Владислав Анатольевич, сколько здесь стоит кофе? – Ульяна заглянула в ценник на барной стойке. – Не смотрите, вам станет плохо. Если решились – действуйте. Про меня забудьте, я берегу цвет лица.

– А что у нас не так с цветом лица? – не понял Влад.

– Все так, – вздохнула Ульяна. – Сидите здесь, никуда не уходите, а я отлучусь попудрить носик. – И она удалилась грациозной походкой, заставив парочку пассажиров вытянуть шеи.

Кофе был неплох, ароматный, густой. Правда, разливался в наперстки. Из задумчивости вывел грузный господин в добротном костюме и со свернутым плащом в руке. Он с кряхтением сел напротив, отдышался. Вынул носовой платок, протер взопревший лоб и поздоровался сочным баритоном: