- Не встречалось еще мишени, которая испугала бы меня, - ответил он сухо.
- В самом деле? – спросила я вежливо, улыбаясь лишь уголками губ. – Тогда возьмите со стола вон то красное яблоко и поставьте себе на голову.
Вслед за моими словами в зале воцарилась гробовая тишина, а брови Марко поползли вверх:
- Вы собираетесь стрелять в меня? – спросил он.
- В яблоко, - поправила я его. – Что вы, разве я осмелюсь выстрелить в благородного иллирийского принца.
Как же мне хотелось, чтобы он выказал страх. Даже если не страх – то смятение, сомнение. Чтобы это умалило его мужественность в моих глазах, чтобы он показал истинную душу Капра – трусливую, мелочную.
- По-моему, эта мишень вас пугает? – сладко произнесла я, чтобы добить его презрением окончательно.
- Нет, не пугает, - ответил он медленно, не сводя с меня глаз. – Но и не кажется мне забавной…
- Если боитесь, то тут же прекратим соревнование, - сказала я, продолжая играть стрелой. – И чтобы проявить учтивость гостьи, я даже признаю себя побежденной. Не могу же я, в самом деле, позволить злым языкам болтать, будто иллирийский принц испугался.
- Ни вам, ни злым языкам я не доставлю такого удовольствия, - сказал он и пошел к мишени, захватив по пути яблоко со стола.
- Марко! – крикнул его брат, вскакивая. – Не глупи!
Но король жестом осадил старшего сына, и принц Батисто нехотя опустился в кресло.
- Может, послушаетесь старшего брата? – подначила я. – Разве казначей не должен подчиниться будущему королю?
- Капра подчиняется лишь самим себе, - ответил Марко, с хрустом откусывая от яблока, и поясняя: – Так оно будет лучше держаться на макушке.
Он встал спиной к мишени, положил надкушенный фрукт себе на голову, а потом бросил мне:
– Стреляйте, госпожа Сафора, если не боитесь, что рука дрогнет.
- Будет огромной неприятностью, если дрогнет, - заметила я и медленно подняла лук.
Нацелив стрелу прямо в красивое лицо, я ждала, чтобы младший принц хоть как-то выказал беспокойство, но он стоял неподвижно, опустив руки.
- Вы заледенели, что ли, леди Сафора? – спросил он, наконец, ворчливо. – Я уже устал стоять.
Несомненно, он видел, что я целюсь в него, а не в яблоко, но даже глазом не моргнул. И такое безрассудное бесстрашие не могло не вызывать восхищения.
- Вы намеренно торопите меня, чтобы я промахнулась? – я перевела стрелу чуть в сторону и спустила тетиву.
Придворные дружно ахнули, когда стрела вонзилась на три пальца правее лица принца Марко – прямо на уровне глаз. Сам же принц даже не дрогнул, и только стиснутая челюсть выдавала его напряжение.
- Ах, промахнулась! – объявила я во всеуслышание. – Разрешено ли мне будет выстрелить второй раз, господин мой Марко?
- Стреляйте, - великодушно разрешил он, и скрестил на груди руки, показывая, что ничуть не страшится.
В этот раз я всадила стрелу на три пальца левее, прибив прядь черных волос к мишени. Кто-то из благородных леди упал без чувств, но на нее обратили внимание разве что ближние служанки.
- Опять промах? – Марко снял с макушки яблоко и откусил еще кусок, после чего вернул яблоко на место. – Стреляйте уж в третий раз, так и быть. Только не опозорьтесь.
В третий раз я всадила стрелу в яблоко.
Пажи бросились к мишени, выдергивая стрелы, и принц Марко забрал у одного из них стрелу с насаженным яблоком.
- На третий раз? Неплохо… для женщины, - он неторопливо приблизился ко мне, показывая придворным пробитый насквозь плод. – И рука у вас тверда, и мышцы железные. Вынужден признать, что женщина из Брабанта может посрамить в стрельбе мужчин, - сказал он, становясь рядом со мной, - некоторых…