Их ужин в этот вечер так и ограничился яблочными слойками, запитыми чаем. Правда, незадолго до сна, рассматривая в интернете фотографии жен и детей Леонтия Свиридова, они съели один апельсин на двоих.

На следующее утро, как и собирались, они отправились в город. Ехать, не сговариваясь, решили на «Волге» Мирославы, но за руль сел Морис. Миндаугас был единственным человеком, которому Волгина позволяла управлять своей машиной.

Следователь Наполеонов был искренне удивлен появлением в своем кабинете Мирославы. Мориса она оставила в машине.

– Ты зачем пожаловала? – спросил следователь. – Да к тому же еще и с пустыми руками.

– Извини, – улыбнулась она.

– Так чего тебе надо? Только не говори, что ты соскучилась, – сразу предупредил он.

– Я действительно соскучилась, – нисколько не смущаясь, нарушила она его запрет. – Но приехала я к тебе для того, чтобы посоветоваться.

– Посоветоваться? Со мной? – Он не скрывал своего удивления.

– Да, Шурочка, – она дотронулась до его руки. – Понимаешь, к нам в агентство обратилась Аграфена Тихоновна Лутковская. Она сказала, что ты занимаешься раскрытием дела по утоплению Леонтия Свиридова.

– Ничем я уже не занимаюсь! – нетерпеливо перебил ее он. – Там и заниматься нечем! Свиридов этот сам в прорубь сиганул. Видно, изнемог от безделья, – проговорил Наполеонов сердито.

– Что-то мне ни разу не приходилось слышать, чтобы люди сводили счеты с жизнью из-за безделья, тем более если они ни в чем не знали нужды.

– Ты, наверное, имеешь в виду деньги? – спросил он насмешливо.

– Их, родимых, – подтвердила Мирослава.

– Так у него могли быть потребности, которые он не мог удовлетворить за деньги, – гнул свою линию Наполеонов.

– Это какие же такие потребности? – насмешливо спросила Мирослава. – Тяга к знаниям? Невозможность воплотить в жизнь свои интеллектуальные открытия?

– Зря издеваешься, – обиделся Наполеонов. – Почем мне знать, какая муха его укусила. Но факт остается фактом! Никаких следов насилия над Свиридовым ни снаружи, ни изнутри не обнаружено! Так что он самоубийца!

– А я вот с этим вердиктом не согласна! – сказала Мирослава. – И мы приступаем к расследованию.

– Не ожидал от тебя такой оплошности, – хмыкнул Наполеонов, – впрочем, если тебе хочется тянуть деньги из этой глупой гусыни, – поморщился он, – то я ничего не имею против.

– Кого это ты считаешь глупой гусыней? – спросила Мирослава.

– Лутковскую, кого же еще?!

– Не такая уж она и глупая, – заступилась Мирослава за свою клиентку.

– Ну конечно! Никак не может успокоиться! Мне все нервы истрепала! Теперь за вас взялась!

– Имеет право! – отрезала Мирослава. – А тебе, дружок, – Мирослава резко потянула друга детства за острый лисий нос, – пора давно уяснить, что я никогда и ни с кого не тяну, как ты выразился, денег понапрасну.

– Ой, больно! – вскрикнул Наполеонов и ухватился за покрасневший нос. – С ума, что ли, сошла?!

– Думай над словами, которые собираешься произнести, иначе и вовсе без носа можешь остаться.

– Злая ты! – сказал Наполеонов и вытер выступившие на глазах слезы. – Если тебе хочется тратить свое время понапрасну, то флаг тебе в руки! – добавил он сердито.

– Я как-нибудь и без флага справлюсь, – усмехнулась она и спросила: – Афанасий Гаврилович у себя?

– Где же ему еще быть! – все еще сердясь на подругу детства, ответил следователь. – Время-то рабочее.

– Спасибо, Шурочка! – она чмокнула его в рыжеватую макушку и выпорхнула из кабинета.

– Еще подлизывается, злыдня, – проворчал он.

Выйдя из следственного комитета, Мирослава сказала: