В принципе коротко и по существу.

– Хорошо, – немного успокоился комбат, – группа будет готова к выходу через три часа.

– Нас это устраивает, – взглянул на часы фэшник, – в 15 часов 27 минут колонна должна выехать за пределы ПВД.

– Она выйдет. – На лице подполковника снова появилась печать раздражения. Он никак не думал, что фээсбэшники будут педантичны до мелочей. – Посыльный! – рявкнул он, надеясь, что сквозь брезент палатки его рык будет услышан. И не ошибся – буквально через несколько секунд послышался шорох гравия под быстро переступающими ступнями. Наконец полог командирской палатки откинулся.

– Товарищ подполковник, рядовой Кулаков…

Комбат махнул рукой, останавливая говорившего:

– Ротного ко мне!

– Есть! – Боец сделал шаг назад, и полог снова захлопнулся.

– Думаю, что теперь мы вам будем только мешать, – улыбнулся фээсбэшник.

Комбат согласно кивнул, уже не обращая внимания на своих собеседников, прошел к столу и начал пристально изучать документ с размашистой подписью командующего. Одна лишь мысль крутилась в его голове: действительно ли никто, кроме командующего, не знает о предстоящей миссии? Или же цели этого боевого задания неизвестны даже ему? Да, закрутилось что-то, закрутилось, на памяти Шипунова подобного еще не случалось. Приказ командующего в запечатанном и опечатанном конверте… Подполковник хмыкнул и, протянув руку, снял телефонную трубку – следовало немного потрещать с начальником штаба…

– Вот такие пироги, – закончил посвящать Гордеева в детали предстоящего задания комбат. Хотя какие, к черту, детали? Так, поверхностное ознакомление, декларация намерений.

– А Сергеич не может просветить нас чуть раньше? – Майор встретился взглядом с комбатом и понял, что сморозил глупость.

– Бесполезно, – скорчив гримасу, отрицательно покачал головой Шипунов. – Не знаю, что им от нас требуется, но молчат так, будто от вашего задания зависит судьба мира, – при этих словах он усмехнулся, – конспираторы, блин. Боятся утечки информации. Вот так прямо все бросятся трезвонить об их секретах. Да хрен с ними! Сейчас твоя самая главная задача – подобрать себе бойцов. Только предупреждаю сразу – группника разрешу взять только одного.

– Тогда Ефимов, – не медля ни секунды, отозвался командир роты.

– Но он только приехал… – сидевший на кровати начштаба удивленно привстал.

– И что? – с вызовом отозвался Гордеев.

– Да в принципе ничего, вот только какая-никакая адаптация ему нужна.

– Вот на БЗ и адаптируется, – поддержал выбор ротного комбат.

– Ефимов так Ефимов. – Начштаба долго спорить не собирался. В принципе, какая ему-то разница, кого отберет Гордеев?

– Кто еще? – требовательно спросил комбат.

– Онищенко, Тулин, Бочаров, Маркитанов.

– Маркитанов останется с группой, у них на днях намечается выход.

– Понятно… – на секунду задумался Вадим. – Тогда Шадрин.

– Шадрин откажется, – предположил Шипунов, но Гордеев отрицательно покачал головой:

– Со мной – пойдет.

– Тогда иди уговаривай, и в темпе вальса готовьтесь к выходу. Смотр готовности в 15 часов 10 минут.

– Разрешите идти? – Гордеев поднялся со стула и, получив от комбата одобрительный кивок, направился к выходу.

– Возьмешь у связистов три «Арахиса».

– Зачем три, если выход на связь только в критической ситуации?

– Вот именно поэтому, – пояснил Шипунов, и Гордеев, поняв, что тот имеет в виду, отодвинул полог и вышел на улицу.

Едва за Заурбеком закрылась дверь, Егор попробовал перевернуться на спину и чуть не закричал от разлившейся по телу боли – отбитый ударом ноги бок словно выстрелил извилистой, прожигающей тело молнией. Красильников прекратил шевеление и замер в попытке успокоить боль. Он тяжело дышал, все мышцы ныли, разбитые в кровь губы распухли, а на месте двух выбитых передних зубов образовались кровоточащие ямки. Полежав так некоторое время, Егор продолжил начатое, только на этот раз делал он это совсем медленно и очень осторожно. Наконец ему удалось перевернуться на связанные за спиной руки. К счастью, болевой прострел не повторился, и после минутной передышки Егор почувствовал себя несколько легче. Лежать было неудобно, но боль в боку от отбитого ребра немного утихла, и Красильников смог хоть немного привести в порядок свои мысли, которые вот уже третьи сутки пребывали в состоянии хаоса. Третьи сутки! В возможность происходящего можно было бы не верить, если бы не вновь вернувшаяся в эту минуту присущая ему всегда ясность мысли. Он в плену! В плену у бандитов, боевиков, террористов… Да как не назови, все едино… Он в плену… Он заложник? Нет. Еще один раб? Нет. Так кто же он? Ценный объект! Он им нужен, очень нужен. Они… от него… но он никогда… ни за что… если бы… если бы… Егор застонал, но на этот раз это был не стон боли. Красильников застонал от осознания собственной беспомощности, бессилия предотвратить надвигающуюся на семью опасность. Хотелось вскочить на ноги и бежать, но сил в отбитых мышцах не было.