Черт, Барон своего добился! Я боялась заговорить. Вспоминала глухие удары ремня, и в животе узел завязывался от паники. А если правила и у Гены действуют? Как проверить? Я не хочу, чтобы меня опять били. Мне хватит. Довольно. Дрожь рождалась в животе и волнами растекалась по телу. Дышать стало трудно, голова закружилась. Я не хочу, мамочка! Не хочу.

– Эй, – позвал охранник, – ты живая там?

Я не ответила, и он взялся за мои руки. Я задергалась, как от ударов током. Сердце из груди выпрыгивало, мысли туманом заволокло. Безотчетный ужас. Иррациональный.

– Эй! Успокойся, чего ты? Развязать же надо.

Я его слышала, как через вату. Руки от веревок освободились, ноги тоже. Я очнулась только когда в нос ударила знакомая вонь аммиака. Нашатырь.

– Фу, нет! – попыталась я отбиться от ваты. Каждый вдох наждачной бумагой скреб по носоглотке. Сознание прояснялось, но очень уж неласково.

Передо мной сидел на корточках Гена и с беспокойством заглядывал в глаза. Хмурый амбал со своим складками на лбу и переносице был похож на шарпея. Угрюмый, но не злой. По крайней мере, той темноты, какой веяло от Барона, в нем не чувствовалось.

– Прочухалась? – тихо спросил он. – Сиди, не вставай. Эк тебя расколбасило. Тяжелая у шефа рука.

Его шефа убить нужно за то, что он сделал! Сволочь распоследняя! От мыслей из холода в жар бросило, и я быстро опустила глаза, чтобы вспышка ярости в них не отразилась. Сочувствие Гены затылком ощущалось, как только дрожь прошла. Я все еще боялась задавать вопросы. Сидела молча и вздыхала тяжело, изо всех сил показывая, как мне плохо.

– Ба-алин, – пропыхтел охранник. – Ты одеться-то хоть сама сможешь?

Стоило представить, что я буду тянуть узкую футболку на израненную спину через больные плечи, и слабость одолела. Я совершенно честно мотнула головой:

– Нет.

– И что с тобой делать? – с тоской в голосе спросил охранник.

Думал он долго. Я замерзнуть успела и настрадаться от головокружения и тошноты. Действие нашатыря давно прошло. Я снова превращалась в размазню.

– Тебе поесть нужно, – наконец, выдал решение Гена. – Лучше станет, точно говорю. Завернись в простыню, с кровати не вставай, а я на кухню схожу пока. Вытерпишь? Дождешься?

Я вяло кивнула и подавила улыбку. Можно праздновать маленькую победу. Гена ушел, оставив меня без веревок. Свободную, хоть и запертую. Первый шаг на волю сделан.

В пакет я не полезла, хотя очень хотелось узнать, что там. Любопытство кошку сгубило, помню. Если уж взялась играть немощную и больную, то не стоит выходить из образа. Камера работала. Гена резво прискакал, едва я проснулась. Не обманул Барон, следили за мной всерьез.

Это сильно осложняло ситуацию, а она и без того паршивая. Съездила, называется в столицу, поступила в институт. По ЕГЭ у меня высокий балл. Не запредельный, как у дочки директрисы, но рассчитывать я могла не только на ПТУ. Теперь рассчитывать нужно на дополнительную порцию баланды или тюремную робу.

Гена вернулся минут через десять с подносом. Спокойно отреагировал, что я за это время даже позу не поменяла, поставил перед кроватью стул и водрузил на него завтрак.

Пахло от еды так, что желудок заурчал против моей воли. Булочка с корицей, черный кофе и настоящая овсяная каша с медленно таящим кусочком масла. Обалдеть.

Я ожидала магазинных пельменей или бутербродов с колбасой. Все-таки в доме двое мужчин. Максимум трое, если считать охранника в будке. А тут целый пир, как в ресторане. Кто готовил? Неужели Гена? С новой стороны открывался кривоносый амбал. И палач, и похититель, и умелая кухарка. Рубашки Барону тоже он гладил? А носки кто стирал?