— Я боюсь его, Марина. Подспудно… У меня язык заплетается, когда он оказывается передо мной. И еще вокруг вечно темно. Я не вижу его и могу только представлять, как он выглядит, как реагирует на мои слова. 

— Он даже мне не показывается при свете, — Марина кивает. — Только врач, да парни из охраны видят его.

— Он изуродован?

Марина опускает лицо.

— Саша, я дала ему слово, что ни с кем не буду обсуждать его внешность и прошлое.

Я понимаю, что это тоже ответ. Если есть, что скрывать, значит есть увечья. Из-за чего-то же он предпочитает черные комнаты и специально пошитые рубашки трех цветов?

— Вы уже отнесли ему завтрак? — я оборачиваюсь через плечо и смотрю на часы на прикроватной тумбе. 

— Еще нет. Он поздно ложится и поздно встает. А что? 

— А что? — я повторяю ее удивленный тон, в котором вновь разгорается надежда. — Я еще ничего не решила, я только прикидываю возможность…

В дверь стучат, и мы с Мариной вместе оборачиваемся к двери. Марина отзывается на правах хозяйки, после чего из-за двери выглядывает высокий охранник в черной рубашке.

— Хозяин, — произносит он басом.

— Что Хозяин? — Марина делает шаг к двери. — Он зовет меня?

— Нет, он идет сюда. Он хочет увидеть девушку.

Охранник указывает на меня подбородком.

— Сюда? — Марина едва проталкивает звуки сквозь удивление. — То есть в эту спальню?

— Да, он хочет войти.

9. Глава 9

Марина тут же бросается к окнам. Она едва не сбивает меня с ног и не выбивает из моей ладони чашку с кофе, проделывая молниеносный бросок к шторам. Она захлопывает их с поразительной легкостью, оставляет в комнате сероватый полумрак, к которому я стремительно привыкаю. Еще пару дней и яркое солнце мне покажется чем-то вызывающим и ужасным.

А Марина? Она уже привыкла?

Интересно, сколько она живет вот так? Ей даже не нужны его распоряжения или просьбы, она сама знает, как нужно, оберегает брата и заботится о нем с удивительной трепетностью. Будь он подонком или избалованным чудаком, разве она бы вела себя так? Родная кровь, конечно, имеет значение, но все-таки ее поведение подсказывает, что он действительно очень дорог ей. 

Может, он много, что сделал для нее, и она теперь отдает долг, как может?

— Марина, а у вас есть своя семья? 

— Семья? — она оборачивается, оказавшись не готовой к перемене разговора. — У меня двое взрослых сыновей. Они оба живут в столице, а их отец… мы в разводе уже много лет. 

Ее зрачки на мгновение расширяются и она прикладывает ладонь к губам. Я не понимаю, что случилось, и оборачиваюсь к двери, но там никого не видно.

— Я не спросила у вас о том же, — произносит Марина. — У вас есть семья? Парень?

Мне становится смешно. Я прикрываю глаза от абсурда ситуации и держу нервный смех в груди, только это трудно. Мне пока далеко до душевного равновесия. Я подхожу к Марине и помогаю ей захлопнуть последнюю штору, которая перекрывает выход на балкон.

— Вы правда собрались сватать меня своему брату? — я перевожу взгляд на черную ткань и жду, когда глаза привыкнут к темноте и я начну различать хотя бы изгибы шторы. — У меня нет парня, но тоже есть брат. Так что я готова спорить, что вы старшая в семье. 

— Да, он младше на десять лет.

— А для вас на целую вечность, — я коротко улыбаюсь. — Может, нам пора перейти на “ты”? Мне кажется, мы нашли общий язык.

Я слышу мягкий выдох, который звучит как согласие. 

Я же соглашаюсь подыграть ей, попробовать еще один раз. Марина сказала, что много спорила с братом, значит она пробовала по-другому. Те же шторы она, скорее всего, держала и распахнутыми и сдернутыми с крючков. Не помогло или вовсе сделало хуже, поэтому она больше не спорит и закрывает их первым делом. Я чувствую это в ней, смотрю на ее спокойные чуть отстраненные жесты и вижу за ними тяжелый опыт.