- Пусть он мне это в лицо скажет! – бушевала юная княжна. – Если я ему стала чем-то неугодна, то пусть совсем сошлёт меня куда-нибудь, а не прячет в замке как прокажённую!

Велемира всегда была вспыльчивой, но отходчивой, а потому Лукас не слишком обращал на её слова внимание. Он знал княжну с детства, девочка выросла на его глазах, и он считал её скорее внучкой, нежели будущей госпожой, и столь нежные чувства, которые он к ней испытывал, не позволяли ему обижаться на девушку. Велемира тоже знала это, а потому без стеснения могла высказать ему всё то, о чём не решилась бы разговаривать с другими слугами.

Знала она и то, что Лукас был неумолим в вопросах, касающихся приказов отца. И возмущение княжны имело скорее цель высказаться, нежели добиться своего по-настоящему. Однако и сдаваться она не собиралась, направляясь прямиком к отцу, как бы Лукас не уговаривал её смириться и подчиниться.

В своём яростном споре, ни секретарь, ни сама княжна не заметили, как едва не налетели на двух мужчин, что беседовали водном из узких дворцовых переходов. Но как только Велемира увидела их, внутри неё всё похолодело. Особенно после того, как она встретилась взглядом с ним

Да, это были те приезжие на лошадях, что совсем недавно пялились на них с Ксантой. И хотя она не видела до этого их лиц, чутьё не могло подвести девушку: в одном из них она узнала того мужчину, который так заинтересованно рассматривал её в саду! И отчего-то ей стало по-настоящему страшно.

Мужчины и сейчас уставились на неё как на диковинный фрукт, и если в глазах первого, что был чуть выше ростом, светловолос и смазлив Велемира без труда узнала обыкновенного дамского угодника и ловеласа, то второй произвёл на неё совершенно иное, двоякое впечатление.

Он был хмур. Хмур и угрюм, словно улыбка никогда не касалась этих сжатых в тонкую полоску губ. На лбу пролегли морщинки – не старческие, как у её отца, но глубокие, какие бывают у людей, что много страдают или размышляют. Тяжёлый взгляд карих глаз из-под широких тёмных бровей, длинные, чуть вьющиеся волосы, почти чёрные, как воронье крыло и заросшее бородой лицо, что придавало ему ещё возраста, хотя Велемира отчего-то была уверена – этот мужчина гораздо моложе, чем кажется.

Всё это делало его отталкивающим, особенно на фоне другого, что сейчас смотрел на неё хитрющим, полным похоти взглядом, проявляя мнимую заботу, думая, что Лукас может причинить ей хоть какой-то вред!

Но в нём, во втором, этом нелюдимом и мрачном типе, было ещё что-то такое, отчего мурашки шли по телу, и названию этому чувству она не знала. Но княжне захотелось убраться как можно скорее, и от одного, и от второго, и теперь присутствие Лукаса стало дня неё тем спасительным шансом укрыться от этих взглядов.

И уже ускользая, убегая от них, но всё ещё чувствуя их своей спиной, Велемира внезапно поняла: ни эти ли люди стали причиной столь непонятного поведения её отца и желания заключить её в далёкую башню? Было в них что-то опасное, непростое, тёмное. И спорить девушке внезапно расхотелось.

Весь следующий путь они с Лукасом провели в молчании. Велимира прислушивалась к своим чувствам, и всё никак не могла понять, привлекает её тот, хмурый или отталкивает. С другим всё было предельно ясно и думать о нём совершенно не хотелось. А вот об этом…

В башне уже всё было готово к её приходу, и даже старая Мальта, дожидаясь её, безмятежно посапывала у окна. Всё было таким чистым и безупречным, что девушке тут же стало тоскливо, и захотелось реветь в три ручья.