Еще до начала игры у меня появились раны, из которых сочилась кровь. Глядя на разбитые колени, я все отчетливее слышала невероятную, но простую истину в своей голове: я скоро умру. По-настоящему. Так, как умирают люди из новостей и газет, как умирают дальние родственники и знакомые друзей. Я так часто слышала о чьей-то смерти, даже не задумываясь, каково это – умирать самой.

Я представляла, как за мной придет Смерть с косой. У нее не будет лица, но я и без него пойму, что она криво и едко ухмыляется. Она не издаст ни звука, но я все равно услышу ее мерзкий, самодовольный смех. Когда Смерть протянет ко мне невидимые руки, я почувствую, как она вырывает длинными когтями душу из моего тела.

Но больше всего я боялась просто исчезнуть. Ведь никто не знает, как это – когда нас нет.

Уже тогда, сидя в тесной кабине, я знала, что обо мне подумают люди. В таких историях всегда находятся те, кому проще обвинить во всем случайную жертву. А если эта жертва сама совершает ряд чудовищных преступлений, она автоматически лишается шанса на искупление.

Если бы хоть кто-то поинтересовался моим состоянием в первые минуты игры, он бы знал, как сильно я себя возненавидела. Но горькая правда этой истории состоит в том, что никому нет дела до моих чувств.

Я хорошо помню, как начала кричать. Кричать навзрыд и что есть мочи. Помню, как сдавила дрожащими руками голову в надежде расколоть ее на части, лишь бы избавиться от навязчивой мысли, что еще несколько часов назад все было в порядке, а теперь мы в смертельной ловушке.

Взглянув на сидящих напротив мужчин, я понимаю, что, как бы они ни старались, уже слишком поздно. Никто не в силах избавить людей в кабинах от пожирающего внутренности страха.

– Правильно я понимаю, что оружие уже находилось внутри? – уточняет следователь, возвращая меня к разговору.

– Да, в небольшом ящике.

– Вы осмотрели его, когда увидели?

– Нет.

– Почему?

– Потому что не имеет значения, каким ножом зарезать человека: охотничьим, боевым, перочинным, для разделки мяса или тем, которым намазывают масло на хлеб. Он все равно умрет.

– В прошлый раз вы были не столь откровенны с полицией, – отмечает детектив, просматривая, видимо, материалы прошлых допросов.

– Можем поменяться, – предлагаю я. – Посмотрим, как вы будете отвечать на вопрос, который слышите в сотый раз.

– Нам очень жаль, но в этом деле слишком много пробелов, – объясняет младший следователь. – И сейчас мы пытаемся восполнить их с вашей помощью.

– Странно, что эти пробелы смутили вас только сейчас, когда похитили еще тринадцать человек. А где вы были, когда меня судили по нескольким статьям?

– Судили, но оправдали, – не отступает он.

– Это случилось не благодаря вашей работе.

– Аделина, – встревает детектив, – мы можем вернуться к тому, что происходило на игре? Нас интересует, что произошло в самую первую игровую ночь.

Как только я слышу этот вопрос, с меня сбивается вся спесь.

– Наверное, тяжело вспоминать об этой, так сказать, точке невозврата, – колко подмечает следователь.

– Почему же? – выдавливаю из себя кривую улыбку. – Именно та ночь помогла мне избежать тюрьмы.

Из-за звукоизоляции в кабине я не смогла услышать приближающиеся шаги и подготовиться к тому, что меня ждет. Когда на пороге раскрывшихся дверей появился мужчина, я приготовилась к смерти. И только потом заметила, что в его руках нет никакого оружия. Он стоял там совершенно один и не решался войти, пока я гадала, для чего он здесь.

– Ты же понимаешь, что я должен это сделать, чтобы выжить?