– Браво! – восклицает Алина. – Алексей Фёдорович способен на пафос.

Она убирает посуду. Мы будем играть в «блошки». Всем раздаются «блошки» – каждому свой цвет – пластмассовые кружочки, похожие на пуговицы. Одним кружочком нажимаешь на другой – тот прыгает. «Ходим» по очереди. Нужно «съесть» кружочки противника, то есть накрыть их своими.

Дмитрий Дмитриевич любит нелепые игры – он слишком учёный.

– Папа (когда первый круг кончился), мы хотели с Алексеем Фёдоровичем сходить на берег.

Дмитрий Дмитриевич испугался:

– На какой берег?

– Видите ли, Алина обещала показать мне Каменный Глаз.

– Бросьте, бросьте, ребята. Уже темно. Ты что, Алина? Алексею вставать рано. Не ходите, Алёша. Самая игра пошла. Так редко видимся.

– Какая дурацкая игра! – возмущается Александра Дмитриевна, но делает свой ход.

Играет она рискованно – стреляет издалека, часто мимо. Дмитрий Дмитриевич равно расчётлив как и азартен. Моя ставка – на ошибки противника.

Глупые «блошки» прыгают по белоснежной скатерти.

– Кстати, о звёздах. Вы видели затмение?

– Нет, не видел.

– А мы видели.

– Тенденцию к образованию симметричных структур, – говорю я, – можно проследить на последовательности оппозиций.

– Совершенно правильно, – соглашается Дмитрий Дмитриевич и тут же предлагает первый член ряда: – «Свет дневной – чёрная мгла»…

– «В другом углу… такой же сад», – продолжаю я.

– «И та же темнота, – говорит Дмитрий Дмитриевич, – и те же звёзды»…

Алина:

– Лунное затмение – солнечный удар.

– Этого нет в тексте, – хмурится Дмитрий Дмитриевич.

– «Солнечный удар», – говорю я, – это рассказ Бунина.

– Вот именно. – Алина встаёт из-за стола. – Я ухожу. Спокойной ночи.

И действительно уходит. А мы остаёмся. Дмитрий Дмитриевич делит её кружочки на двоих, но интерес к игре пропадает.

– Трудно мне с ней.

Он ещё хочет что-то сказать – не решается.

– Вы не смейтесь, Алёша. Я вам вопрос задам, можно?

– Пожалуйста, Дмитрий Дмитриевич.

Слышно, как Алина бьёт комаров за стеной.

– У меня заскок, Алексей. Просто ум за разум какой-то… Только вы не смейтесь, хорошо?

– Хорошо, не буду.

– Я про затмение. Весь день вчера думал… Откуда оно берётся?

– Что? Затмение? – Право, несообразительность Дмитрия Дмитриевича меня удивила. – Ну, как же, – говорю я, слегка шокированный, – это очень просто. Луна, Земля и Солнце выстраиваются в одну линию…

– Вот-вот, в одну линию… Тень, полутень… Я понимаю. Но тогда объясните мне, как месяц образуется? А? Как месяц-то получается?

– Какой месяц?

– Обыкновенный месяц на небе. Была луна… круглая. И вдруг месяц!

– Да вы что, Дмитрий Дмитриевич? Падает тень от Земли на Луну, вот вам и месяц.

– Согласен, что падает. А вы нарисуйте. Не получится.

Беру бумагу, рисую. Похоже, не получается.

– Подождите, сейчас получится.

Рисую.

– Луна, она, Алёша, за ночь по всему небосклону проходит. А месяц всё тот же. Вы полагаете, Луна тень земную отслеживает? Так, что ли?

– Нет… это не Луна тень, а тень на Луну…

– Подождите, вы не понимаете меня. Сосредоточьтесь. Луна ночью передвигается по небосклону? Или нет, не передвигается?

– Естественно, передвигается… Луна вращается вокруг Земли.

– Вот! Так что же, выходит, тень от Земли вокруг Земли вместе с Луной вращается?

– То есть как?

– Ну, если месяц это часть Луны, не заслонённая тенью от Земли, да?… и если в течение ночи по мере его движения по небосклону он сохраняет свою форму, что это значит?… значит тень от Земли вместе с ним вокруг Земли вращается?

– С месяцем?

– Ну!

– По-вашему, Луна тень от Земли притягивает?

– А по-вашему?

– Тут должна быть какая-то компенсация.