Так вот. Тогда бы я ни за что не поверил, что вскоре стану заядлым парашютистом и в любую погоду, днем и ночью, без всякого страха буду успешно прыгать как с двухсот метров, так и со стратосферы. На воду, на горы, в пустыню. При этом точности нашего приземления могли бы позавидовать многие профессиональные спортсмены.

Прыжки неплохо оплачивались. Два пятьдесят за первые пять, рубль пятьдесят – с шестого по десятый. Дальше, до сотого, – снова, как за первый. Учитывая, что в месяц я получал лишь три рубля восемьдесят копеек, это было хорошим подспорьем. Инструкторам вообще завидовали все. 10 рублей за прыжок, а оплачивается два прыжка в день. Всем бы так!

Марк Борисович Поровский из той же породы, что и Перфильев. Но он не маскируется и даже чуть бравирует своими сметливостью, акцентом и специфической изворотливостью, и этим, в числе прочего, вызывает симпатию. Маленький, плоский, вертлявый, как опарыш, внешне он очень напоминает Чарли Чаплина. Прицепить к нему усики а-ля Гитлер – и не отличишь от знаменитого комика.

Он, Марк Борисович, не слишком знаменит и не слишком удачлив, – не в последнюю очередь потому, что берется за трудные дела и помогает не самым богатым и влиятельным клиентам, но в общем-то работу свою знает, провалов за ним не случалось, «подставок» не устраивает, зато цепляется, как клещ, за малейшую возможность интерпретировать факты в интересах клиентов.

Конечно, я мог бы позволить себе пригласить более маститого защитника, но выпендриваться не стал – взял то, что давали. Помнится, первый вопрос следователя Перфильева был: «Вы имеете личного адвоката?» Услышав «нет», Яков Михайлович очень обрадовался и предложил услуги своего старого знакомого, видимо, прозябающего без практики. Я не протестовал. Знакомого так знакомого. Все равно, наше дело правое, мы победим!

Тем более, что заранее знал, кто этот знакомый будет и чего от него можно ожидать…

Пятнадцатого января, в четверг, Поровский прикатился необычно рано. Мы с Мисютиным даже не успели как следует «насладиться» завтраком. Впрочем, Барон пообещал, что уже в обед братва доставит в камеру мешок со снедью и телевизор. Поживем – увидим.

Опять плетусь в следственный кабинет. На лице написано глубокое недовольство, будто меня оторвали от важной и серьезной работы, а не от скучного и однообразного времяпровождения в камере.

– Ну что там еще? – спрашиваю с ходу.

– Яков Михайлович передал мне вашу просьбу о встрече. Говорят, вы какие-то претензии выдвигаете? Я бы этого не советовал делать. Ссориться со следствием опасно…

– Ни с кем я ссориться не намерен. А вам, мил человек, платить будет не следствие, а я. И чем успешнее вы будете проводить мою защиту – тем больше получите…

Адвокат заерзал на стуле. Мои речи сулили увеличение гонорара. Такая перспектива ему явно понравилась.

– На сколько я могу рассчитывать? – спросил Поровский после недолгих колебаний.

– Если вытянете меня отсюда в течение недели – на сумму с тремя нулями… В валюте, естественно.

Адвокат ненадолго задумался. Видимо, прикидывал свою прибыль.

Впал в раздумья и ваш покорный слуга: «Что я, дурень, ляпнул, не подумавши?! Вдруг адвокат подсуетится и освободит меня уже завтра. Тогда крах всей затее! Нет, мне никак нельзя покидать камеру раньше Мисютина! Хотя… завтра пятница, затем два выходных. За это время я успею что-нибудь придумать…»

– Так на что вы жаловались? – Поровский вскочил со стула, намертво прикрученного к полу и начал мерить шагами тусклый кабинет, мало чем отличающийся от тюремной камеры.