Накамура отстёгивает от винтовки штык. Хорошо бы иметь кусунгобу или хотя бы вакидзаси, но приходится пользоваться тем, что есть.

Накамура снимает тело Изуми с койки, кладёт на пол перед собой. Снимает форменную куртку, снимает рубашку и нижнюю, европейского типа, майку. Становится на колени. Обматывает штык курткой. Берёт его обеими руками, оставляя свободным около десяти сантиметров штыка.

Мимо Накамуры проносятся все мгновения его короткой жизни. Он знает, что будет очень больно. Но только такая смерть может искупить всё, что он сделал.

Он закрывает глаза, дотрагивается холодным кончиком штыка до левой части живота.

Крепко сжимает штык.

Главное – не вскрикнуть от боли.

И делает первое движение.

Доктору медицинских наук профессору Алексею Николаевичу Морозову исполнилось пятьдесят три года. Его жена умерла два года назад от рака груди, и он не смог ей помочь. Теперь он живёт один в трёхкомнатной квартире в сталинской восьмиэтажке около станции метро «Багратионовская». Ему нравятся высокие потолки, просторные комнаты, и особенно ему нравится мусоропровод, выходящий непосредственно в кухню. После хорошего ремонта мусоропровод герметично закрывается, все запахи исчезли будто их и не было, а ходить с мусорным мешком за тридевять земель Алексей Николаевич никогда не любил.

У Морозова есть сын Олег тридцати трёх лет от роду, частный предприниматель. Олег Алексеевич не очень любит отца, но из вежливости раз в месяц заезжает в гости, плюс иногда «одалживает» на неделю свою дочь, то есть внучку Алексея Николаевича, пожить у дедушки. Морозов всегда рад внучке, но взаимопонимания между ними нет, они уже давно потеряли общий язык. Катя думает о смартфонах, героях вампирских фильмов и модных музыкантах. Алексей Николаевич думает о другом. Он думает о том, что пациент Маркеев из пятой палаты не должен больше страдать.

На полках в его квартире стоят книги по истории эвтаназии, в том числе несколько папок с архивными материалами по программе умерщвления Т-4, активно запущенной в гитлеровской Германии. Но Алексей Николаевич – не фашист и никогда им не был. Он милосерден. Он всегда говорит себе: если бы я мог излечить рак, я бы отдал свою собственную жизнь, чтобы его излечить. Но я не знаю такого способа и потому делаю то, что могу.

Его серый «Форд» останавливается перед зданием больницы, где Алексей Николаевич работает нейрохирургом. Некоторое время он был главврачом больницы, но обилие административных дел мешало ему заниматься своими непосредственными обязанностями – спасать людей. И он подал прошение о понижении в должности.

Морозов выходит из машины, поднимается по ступенькам, входит, кивает администраторам, проходит к лифту. Нейрохирургия занимает этажи с шестого по девятый. Четыре этажа двадцатилетних мальчиков с аневризмами, пацанов с повреждениями спинного мозга, бритых наголо девочек со шрамами от операций на головах.

У кабинета Морозова ждёт пациент. Парень лет двадцати пяти – один из самых лёгких в отделении. Синдром кубитального канала, плохо работает кисть, худая, тонкая, не может удержать даже чашку. Операция назначена на послезавтра, потом полгода тренировок и хорошего питания – и будет как новенький.

«Здравствуйте, Алексей Николаевич…»

Он стесняется.

«Привет», – Морозов старается ответить дружелюбно.

«Скажите, пожалуйста, меня после операции сразу выпишут? А то мне тут на концерт в среду…»

Морозов хмурится.

«Концерт пропустишь, ничего страшного. Тебе рука нужна здоровая или концерт?»