– Сюда идет отряд вооруженных людей, и они уже близко, – сказал он. – Очень близко.

– Прячемся? – предложил Рудик.

– Некуда, разве что в могилы, – качнул головой Фыф. – Место открытое, и у них тепловизоры – наверняка прознали про разрытое кладбище и отправились сюда поохотиться на мутантов, которые очень любят мертвечину.

– О чем беседуем, мальчики? – спросила Рут, появившись откуда-то сбоку.

Фыф повернул голову – и не сдержался:

– Ох, мать твою…

– Моя мама была очень милой и красивой нео, хотя на редкость тупой, – сказала Рут. – А почему ты вспомнил про нее?

«Потому, что ты от мамы недалеко ушла», – поймал Фыф мысль Рудика.

– Потому, что красотой ты точно в маму, – выдавил из себя шам.

– Спасибо, – улыбнулась девушка. – А как вам мой наряд?

– Тебе очень идет, – вымученно ощерился Рудик. – Где взяла такую прелесть?

– Там гроб лежал расколотый, – пожала плечами Рут. – Смотрю – платье красивое на трупе. Вытряхнула кости, одела – прям как на меня сшито.

– Надела, – автоматически поправил грамотный Рудик, но, поймав взгляд Рут, тут же захлопнул пасть.

Фыф ничего не сказал – да что тут скажешь? Выглядела девушка довольно жутко, так как на ней было надето платье невесты – когда-то белое, а теперь грязно-серое, мятое, в высохших трупных пятнах. С другой стороны, шам понимал, что Рут просто неоткуда было взять информацию об одежде людей из далекого прошлого и их обычаях. А еще он понимал, что те, кто идет сюда, увидят их, как только пройдут вон ту рощу кривых деревьев. А значит, надо было что-то предпринимать, и срочно.

– Короче, делаем вот что, – сказал он.

Данила понял, что падает, и упал как учили – с перекатом, выходя на ноги.

Получилось неважно.

В плечо ударило что-то, мгновенно отсушив руку, потом макушкой приложился неслабо, и еще стопа поскользнулась на чем-то, оттого на ноги выйти не удалось. Получилось только шлепнуться на пятую точку во что-то мокрое. Плохо, однако, тем более что зрение пока не восстановилось как следует – грязно-серая пелена перед глазами болталась, будто кто старые портянки перед лицом повесил. И воняло так же паскудно.

Дружинник тряхнул головой, протер глаза рукавом, проморгался. Вроде получше видно стало. И слух вернулся. Будто сквозь ватное одеяло, на голову наброшенное, пробился чей-то смех.

– Глянь-ка, что за деревня к нам с неба свалилась?

– Подарочек. Здоровенный жлобяра. За такого Паяльник штук десять отвалит.

– А чо это у него на поясе болтается? Больно длинный для ножа-то.

– Дебил, что ли? Это меч.

– Я дебил, мля?

– Да не ты, а тот, кто на себя его нацепил. А ты просто придурок, который не знает, что такое меч.

– Гы-гы-гы!

Голоса становились все громче, пелена перед глазами все прозрачнее. Наконец Данила разглядел, что сидит в луже среди какого-то нагромождения ломаных-переломаных стройматериалов: осколки бетона, торчащая из них арматура, почерневшие от времени обломки досок и ящиков, какие-то мятые, облезлые металлические контейнеры, разнокалиберный мусор тут и там.

Люди, его обступившие, тоже напоминали мусор, только человеческий: грязные, небритые, в давно не стиранной одежде и с облезлым оружием в руках. Не будь того оружия, Данила даже в таком разобранном состоянии уделал бы всю эту шайку за несколько секунд.

Но оно было.

И дружинник прекрасно знал, что это такое – огнестрелы из далекого прошлого его мира, которые учителя называли «автоматы». Такая штука плюется свинцовыми цилиндрами, которые, в отличие от стрел, пробивают любой, даже самый лучший доспех. Потому сейчас Данила не рвался в бой, а сидел в грязной луже, понемногу приходя в себя и прикидывая свои шансы выпутаться из этой переделки.