– Поговорим, когда вернусь, – кивнул я.

Твари провожали меня до самого зала, держась на почтительном расстоянии сзади.

До самого вечера я как проклятый корпел над нитями. Перерыв, занятый прогулками по катакомбам, возымел свое действие. Сходство с кишками мое творение утратило, распределение силы внутри стало почти равномерным, и я даже пошел на рискованный опыт: сотворил самостоятельное заклинание. На гордое звание плетенки это «произведение» не тянуло, представляя собой простое замкнутое колечко, не годящееся даже для освещения. Но я был горд безмерно: кривое, косое, неровное со всех сторон, оно приглушенно мерцало, плавая в воздухе на уровне моей ладони, и не проявляло ни малейших признаков скорого рассеяния. Это зрелище казалось мне прекраснее всех плетенок из центра катакомб, вместе взятых. Мое первое заклинание. Завтра можно будет продолжить опыты с нитями, попробовав изменить их свойства. А на сегодня у меня оставался один крайне любопытный разговор.

– Мои знания отрывочны, – призналась Кирия, удобно устраиваясь в плетеном кресле на небольшом балкончике, выходящем во внутренний двор.

Я сел напротив, по дороге набрав с собой полную пригоршню засахаренных фруктов. Возможно, в детстве я просто недоел сладостей, но они оказались единственным из здешних изысканных угощений, пришедшимся мне по вкусу. Девушка это тонко подметила и припасла к моему приходу огромную вазу с лакомством. Мои действия заставили ее сдержанно улыбнуться.

– Что-то я слышала в гостях у бабушки, еще маленькой. Что-то почерпнула потом, от чародеев, с которыми проводила время, – продолжила Кирия, вновь делаясь серьезной. – Мне всегда было любопытно, как это – чувствовать невидимую силу. И вот что я поняла из их объяснений. Магия слишком сложна для восприятия сама по себе. Для нее не предусмотрено особого органа вроде глаз или ушей. Она чувствуется даром. А человеческий разум стремится перевести это в знакомые ощущения. Для большинства сильных чародеев это слух. Они слышат магию, как прекрасную музыку, которую не способен передать ни один из существующих инструментов.

– Хороша музыка… – пробормотал я, припоминая неоднократные ночные побудки. – Будто кувалдой по темени.

– Думаю, это происходит потому, что для тебя основное чувство – зрение, – предположила Кирия, утягивая из вазы сладкий ломтик, пока я не успел прикончить все. – Понимаешь, во многом сила мага зависит не от дара как такового, а от удобства в его использовании. Согласись, глухому жить легче, чем слепому. И еще хуже, когда единственным чувством оказывается, например, вкус. Или нюх. У них в Академии вообще есть такой уникум – у него от магии кружится голова и пол уходит из-под ног. Говорят, в итоге он научился даже различать заклятия по тому, в какую сторону падает, если это не одна из ходящих о нем прибауток.

Я мысленно посочувствовал парню, даже как-то упустив из вида то, что он чародей, а следовательно, заклятый враг. Чем-то его положение до боли напоминало мое собственное: иметь способность, которой не в силах полноценно воспользоваться. Не будь ее вообще, жизнь его повернулась бы по-другому. Он мог стать кем душа пожелает. Плотником, сапожником, портным – уважаемым мастером, чья работа будет верой служить людям. Бойцом, чья рука положит не один десяток врагов, или лекарем, способным спасти сотни жизней. Или просто никому не известным человеком, счастливо живущим в мире с собой и окружающим. А стал никудышным чародеем, лишь на то и годным, чтобы служить источником всеобщего зубоскальства. И если у меня есть все шансы исправить положение, ему суждено оставаться пустышкой до конца дней.