– Отставать не советую, – произнесла Светлана, следовавшая как раз за Белозеровой. – Уверена: если мы такую глупость себе позволим, то навсегда тут останемся. Не знаю почему, но уверена в этом.

– Но если все же надумаешь, то меня вперед пропусти, – подала голос и Марго, которая замыкала наш отряд. – Я к темпу приноровилась, так что мне норм!

– Ой, блин! – остановился Стрелецкий, а после икнул: – Глядите!

– Что там еще? – недовольно проворчала Метельская, ткнувшаяся носом в спину Марины. – Чего встали? Команды «привал» не поступало!

– Тут мертвый! – заупокойным голосом сообщил нам Аркаша и направил луч фонарика влево. – Вон!

И правда, в небольшой нише, которую вот так сразу не углядишь, находился мумифицированный труп, выглядящий, правды ради, довольно жутко. Все атрибуты, которые охотно используются в фильмах ужасов, были при нем – череп, обтянутый пергаментного цвета кожей, разинутый рот, в котором уцелело некоторое количество зубов, впалые глазницы, руки-веточки, рванье вместо одежды и так далее.

– Труп и труп, – возмутился я. – Эка невидаль! Тормозить-то зачем? Давай, давай, бегом, вон уже и факела не видать, одни отблески по стенам!

Аркаша еще раз кинул взор на покойника, что тут лежит невесть с каких времен, и выполнил мой приказ.

– Ты, может, такое каждый день видишь, а мне раньше не доводилось, – бросил он на ходу. – Жуть какая! Но есть в ней что-то такое, притягательное.

– Не догонишь милашку Глузда – сам таким станешь, – пообещала ему сзади Марго. – Причем даже без нашей помощи, сам по себе. Я Светкиному чутью доверяю, оно у нее работает как надо.

– И именно сейчас моя чуйка подсказывает, что в таком пиковом случае как раз Аркадий-то не сам таким станет, – рассмеялась Метельская. – Сомневаюсь, что ты в данном процессе не примешь участие.

– Поживем – увидим, – ушла от прямого ответа Марго.

– Видели, у него на руках чего? – вдруг спросила у нас Марина. – Железки!

– Браслеты от кандалов, – пояснил я, поняв, о чем девушка ведет речь. – Предположу, что бедолага был беглым каторжником. Тут в семнадцатом-восемнадцатом веке подобной публики хватало, те же Демидовы сюда лиходеев со всей России сгоняли, им на заводах рабочий люд был позарез нужен. Хоть какой, лишь бы побольше! Так что Урал тогда был, пожалуй, главной каторгой страны. Потом, правда, эту честь у него отняли, поскольку уголовную публику стали отправлять в Сибирь да на Сахалин, где условия были еще веселее. Ну а каторжники, в свою очередь, при первом же случае от такой жизни бежали.

– И их можно понять, – неожиданно заступилась за лишенцев трехсотлетней давности Белозерова. – Читала я про то, о чем ты говоришь. Там же ад был!

– А помирать в этой конурке не ад? – непривычным для меня тоном спросил у нее Аркаша. – В темноте? Без воды, без еды, без надежды…

– Это его выбор, – возразила девушка. – И, может, для него такая смерть большее счастье. Умер, да. Но – свободным!

– Самое время и место для философских бесед, – вздохнула Марго. – Был у нас один блаженный, теперь их двое. Беда…

– Не о том печалишься, – хмыкнула Светлана. – Не ровен час они на этой почве сойдутся. Дело-то молодое, опять же ситуация располагает. И социальной пропасти здесь нет, мы все в одной калоше сидим, все равны. Так что сначала взаимопонимание, потом обнимашки, а там, глядишь, и…

– Фу, какие ты гадости говоришь! – возмутилась Белозерова. – Я – и этот глист?

– Чего это я глист? – возмутился Аркаша. – Сама ты знаешь кто?

– По ходу, ты права, – хохотнула Марго. – Все к тому и идет!