А потом у него из-под пальцев брызнуло, как несколько секунд назад у его кореша из штанов. Кровищей. Правда, в две струи. Так бывает, когда и горло, и обе сонные артерии перерезаны.

Еще не понимая, что происходит, я резко сбросил с себя мертвеца, вскочил на ноги… и понял, что дальше можно особо не торопиться.

Бандит с перерезанным горлом грохнулся на колени, а позади него стоял Василий…

То есть стояла.

Капюшон сбит назад, ранее затянутые в пучок светлые волосы теперь рассыпались по плечам. Сомнений уже не было – это барышня, которая весьма удачно косила под пацана. И в руке у той барышни был зажат кривой складной нож, похожий на коготь хищной птицы.

Знакомый ножик. Так называемый «мичуринец», нож садово-санитарный, двойного назначения. И ветки подрезать, и одежду у раненого бойца распороть, не травмируя тела. На старых военных складах таких ножей должны быть десятки тысяч, так как они входили в комплект укладки СМВ – Сумки Медицинской Войсковой, начиная со времен РККА и до конца 80-х годов прошлого века. Удобный, неубиваемый резак с мощной пружиной – ею девица и щелкнула перед тем, как одним движением отмахнуть бандиту его хозяйство. И вот этому, с топором, горло перерезать от уха до уха. Не иначе, училась владеть именно таким неприметным ножом, которым удобно не только одежду на раненых распарывать, но и наносить страшные ранения.

Я утер рукавом чужие мозги с лица и неторопливо сменил магазин, так как стрелять пока что было не в кого. Хотя как знать, что на уме у этой воинственной девы, которая стояла и смотрела на меня огромными глазищами, от адреналина они у всех девушек больше становятся. Это мы от него щуримся – наверное, чтоб целиться лучше, а противоположному полу, по ходу, природой заложено в экстремальной ситуации видеть как можно больше – чтобы потом было что рассказать подружкам, не иначе.

Я усмехнулся собственным мыслям. И поинтересовался:

– Звать-то тебя как, Василий?

– Васькой и звать, – хмуро ответила девушка, вытирая об одежду окровавленный нож. – Просто Василиса – длинно. Пока в бою позовешь, два раза убить могут.

– А как бой, так сразу тебя звать надо? – хмыкнул я.

– Зря смеешься, перехожий, – отозвалась девица. – Я в клане среди Охотниц на Испытании уж три года как первая, никто меня обойти не мог.

– Это очень круто, наверно, – сказал я, досылая патрон в патронник. – Ну а под парня чего косила?

– Чтоб не приставали. Дядька Хмар взялся чужой обоз сопровождать – он лучший проводник в Зоне Трех Заводов – и меня взял с собой. А тут нео… И эти…

Она кивнула на трупы бандитов.

Не сказать, что я ей поверил, но, с другой стороны, какая разница? Если б не она, вон тот придурок сейчас бы с моего трупа навороченную снарягу стаскивал.

– Благодарю, – сказал я.

– За что? – совершенно искренне удивилась Василиса.

– За то, что жизнь мне спасла.

– Ха! А ты мне ее не спас, когда всех троих положил? Много бы я навоевала с этим ножичком.

– Принято, – согласился я. И, кивнув на нож, одобрил: – Хороший.

– Замечательный! – улыбнулась Василиса. – Я сама его в бункере на старом складе нашла, еле от масла оттерла – оно прям окаменело от времени. Прикинь, нож двести лет пролежал, и ничего ему не сделалось! Словно меня ждал! Настоящее чудо!

Я хотел сказать, что в советской консервационной смазке он бы еще двести лет на том складе провалялся, и ни фига б ему ничего не было, ибо смазка та, и правда, от времени густеет, и получается нож словно запечатанным в кокон, с виду похожий на ком слипшейся грязи. Но не стал. Языками чесать и на ходу можно, а сейчас надо было с хабаром разобраться.