Светик нахмурился, как будто что-то вспоминал, а потом рассмеялся:

– Господи, о чем ты? Неужели до сих пор помнишь?

– Ту свекольную шевелюру я еще с месяц во сне видела. И лексикон… – Я закатила глаза. – Удивляюсь тебе, Светик. На что повелся-то? На молодость, длинные ноги и большую грудь?

– Не такая уж она была большая, – хмыкнул Светик. – И хватит. Расскажи лучше, как ты оказалась во Франции, почему?

Я закурила. Рассказывать длинную историю моего переезда во Францию не очень хотелось, да и ни к чему Светику знать подробности.

– Москва надоела, – небрежно сообщила я.

– Веский повод, – кивнул Светик, тоже вынимая из кармана брюк пачку сигарет. – И что здесь? Нашла частную практику?

– Ты ведь знаешь, что мой французский не настолько прекрасен, чтобы получить разрешение на практику. Именно поэтому я предаюсь блаженному безделью.

– Похоже, тебя это не очень беспокоит.

– Удивишься – я не устаю радоваться, – с сарказмом отозвалась я, отпивая из бокала белое вино, которое только что налил официант. – Оказывается, безделье – это все, о чем я так давно мечтала.

– Только вот не выглядишь ты счастливой, когда говоришь об этом, – тут же уличил Светик, и я вздохнула:

– Ты прав. Я не умею быть ничем не занятой, это, пожалуй, единственное, что мне недоступно. Зато нашлось время прочитать все, что давно хотела.

Мы умолкли. Светик докурил сигарету, тоже сделал глоток вина.

– Не спросишь про Тамару Борисовну?

– Нет. Но подозреваю, что ты и без вопроса мне сейчас о ней расскажешь.

– Нельзя так, Варя. Она не враг тебе. В сущности, у вас никого нет, кроме друг друга. Она уже немолода и не особенно здорова. Ты понимаешь, о чем я? Ведь потом будешь себя казнить, а уже ничего не исправишь.

Я внимательно посмотрела ему в глаза:

– Это ты о чем? У бабушки что-то не в порядке со здоровьем?

– Варя, ей почти девяносто. Не думаешь же ты, что она совершает утренние пробежки, правда? У нее проблемы с сердцем, она не признается, но я-то вижу. Ей стало трудно долго сидеть за роялем, я настоял на том, чтобы она сократила количество уроков у Макара. Но ты ведь ее знаешь. Через два месяца конкурс в Ницце, Тамара Борисовна настаивает, чтобы я вез Макара туда, и мне никак не удается убедить ее в том, что и без ее участия Макар будет подготовлен должным образом. Но поскольку она его первый педагог…

Я пожала плечами:

– Светик, ты ведь тоже ее знаешь. Спорить бесполезно. Может быть, ей так легче, она чувствует свою нужность, и это не дает ей слечь в постель. Ты не упорствуй.

– Да я особенно и не упорствую. Она бывает в консерватории всего два дня в неделю, остальное время проводит дома, ей, разумеется, тоскливо, а Макар все-таки вносит в ее жизнь оживление. Ничего, что я о нем говорю? – вдруг спохватился Светик, и я махнула рукой.

– Перестань. Я нормально отношусь к существованию Макара в твоей жизни, привыкла уже.

– Но все равно не можешь удержаться от колкости, да? – чуть грустно улыбнулся он.

– Светик, не начинай. Мы встретились спустя столько времени не для того, чтобы ворошить прошлое и вспоминать, кто кому какие гадости сделал.

– Ну что ты… конечно, мы не будем говорить об этом. Просто я подумал, что зря упомянул о Макаре.

– Он твой сын – о чем и о ком тебе еще говорить? Нормально.

Официант принес закуски, снова наполнил наши бокалы. Светик поднял свой и чуть коснулся им края моего бокала.

– Давай выпьем за встречу, Варенька. Честное слово, я очень обрадовался, когда увидел тебя в зале. Это было так неожиданно, но так приятно. Спасибо тебе за то, что пришла.