– Я был мальчиком, как папа. Мы с тобой поссорились, я убежал и попал под машину… Больше мы не виделись, пока ты не пришла ко мне ТУДА. Батон сказал, что я не должен убегать, иначе всё опять повторится.

– Понятно… Спасибо, что теперь не отходишь от меня далеко, – только и смогла проговорить я.

– Ты не помнишь этого?

– Куб, человек не помнит, что было до рождения. Это вы с Лялькой можете помнить, а люди всё сразу забывают.

– Жалко… Хотя я тоже не всё помню. Я же старый…

– Это тебе Маняха сказала? Ты очень молодой, тебе нет даже трёх лет! Старый ты будешь, когда тебе будет шестнадцать. Так и скажи Маньке. И, между прочим, она старше тебя, ей уже пять лет.

– Ничего себе старуха! Пусть только ещё назовёт меня старым…

Тут мимо проскакала Ляля с очередной добытой ею тапкой, и Куба заёрзал на попе.

– Можно я пойду поиграю?

– Можно. Скажи Ляле, что ещё два дня – и она будет выходить на прогулки вместе с тобой.

– В парк?!

– В парк.

– Как я? Я думал, она всегда будет дома сидеть!

– Карантин заканчивается, ты тоже когда-то так сидел дома и тоже когда-то пошёл на первую прогулку.

– Я? Сидел дома?!

– Ты разве не помнишь?

– Не-а…

– Удивительно! Батона помнишь, а как сидел на карантине, не помнишь.

После этого разговора мы с Кубой ещё не раз вспоминали его ангела. И я узнала, что, когда Кубы ещё не было, они с Батоном долго думали, в какой именно день ему родиться. Батон был в курсе, что будущая человеческая мать Кубы – дама экономная и наверняка будет рада, если день рождения её собаки приурочится к какому-нибудь празднику. Поэтому Куба решил родиться в мой день рождения. Но Батон его остановил:

– Ты что? Не делай этого!

– Почему?

– Потому что Она должна в этот день сиять. А тут ты.

– Будем вместе сиять.

– Не-е-е, тётеньки этого не любят. Они любят, когда они единственные сияют.

Восьмого марта Куба тоже не решился рождаться. И 23 февраля не захотел: кто его знает, может, его человеческий папка тоже посиять любит…

На Новый год его рождение утонет в конфетти и заглохнет в выхлопах салюта. На китайский Новый год неудобно рождаться: он каждый раз в разное время случается. День зоотехника тоже отпадал: кто его помнит, этот День зоотехника… А вот День кинолога – самое то.

– Ты думаешь? – неуверенно переспросил Батон.

– Ты же говорил, что мама будет со мной заниматься послушанием и спасательством… Значит, станет почти кинологом. И тут как раз – мой день рождения! Красиво, да?

На том и порешили.

Мимо снова прогалопировала Лялька, но уже с моей кроссовкой. Маня взвилась в вертикальном взлёте и лапой отбарабанила Ляльку по вихляющемуся заду.

– Зырь, скачет как у себя дома… Положь башмак на место, двоечница!

– Щяма двоещнища, – Лялька от добычи никогда не откажется, даже когда нужно ответить кошке.

– А ну, вернись! Ты кому так отвечаешь? Ты мне так отвечаешь? Ты вообще знаешь, с кем говоришь?!

Маня помчалась за Лялькой, а Куба – за обеими.

Глава 22

Последний день карантина. Ляля ворует курицу и считает свои лапы

Утро началось с того, что Лялька укусила меня за нос, почти выбила глаз и лапой сделала мне «грабли» на левой щеке.

Я уже проснулась и прямо чувствовала, как она сидит у моей кровати, прямо возле подушки, и пристально смотрит мне в лицо. Тут зачесалось в носу. Дёрнула носом и – тыдыщ! Получи, фашист, гранату! Ляля радостно кидается мне в лицо.

– Мама, кусь! Ляля будет ням!

– Ляля, что ты делаешь! Больно же!

В глазах темно и летают звёздочки. Щека начинает гореть, нос укушен, но вроде не сильно. Со щекой дела обстоят хуже.

– Нельзя так набрасываться! Сиди спокойно на матрасе и жди, когда я встану.