Отец забрал у меня замок.

– Закрой глаза.

Я услышала, как он задвигает тяжелые шторы. И решила подсмотреть из-под ресниц. Я ему не доверяла.

Он поставил замок на каминную полку, вставил свечки и зажег.

– Открой глаза.

Я подбежала посмотреть. Замок превратился в сияющую сказку. От огня по белым стенам побежали перламутровые разводы, а окна засверкали золотом, словно внутри горели веселые светильники.

– Ух ты… – только и вымолвила я.

Отец раздвинул шторы и задул свечи.

– Прелесть, правда?

Я закивала.

– Где ты это взял?

– У эльфов. Это эльфийская работа. В керамике они чудеса творят. Это сделал один ученик Агаллена. Я всегда хотел подлинного Агаллена, но так и не смог достать.

– Куда ты его поставишь?

– А куда ты хочешь, Элла?

– На подоконник.

– А не в твою комнату?

– Куда угодно, главное – на подоконник.

Тогда замок будет смотреть на всех – и в доме, и на улице.

Отец долго глядел на меня и ничего не говорил.

– Хорошо, я скажу покупателю, чтобы поставил его на окно?

– Как? Ты его продашь?!

– Элла, я торговец. Я продаю и покупаю. – И он заговорил словно бы сам с собой: – Может быть, удастся выдать его за подлинного Агаллена. Никто не отличит. – Он снова посмотрел на меня. – Ну вот, теперь ты знаешь, кто я такой: сэр Питер, торговец. А ты кто?

– Дочь, у которой раньше была мать.

Он даже слушать не стал.

– Кто такая Элла?

– Девочка, которой не нравится, когда ее допрашивают.

Он остался доволен.

– Надо же, у тебя хватило храбрости так со мной разговаривать. – Он оглядел меня. – Мой подбородок. – Он коснулся его, и я отпрянула. – Сильный. Волевой. Нос тоже мой. Надеюсь, тебя не огорчает, что у тебя иногда раздуваются ноздри. И глаза мои – только у тебя они зеленые. Почти все лицо – мое. Интересно, каким оно будет, когда ты станешь взрослой.

Да как он смеет говорить со мной, будто я портрет, а не живая девочка?

– Что же мне с тобой делать? – спросил он самого себя.

– Зачем тебе что-то со мной делать? – не поняла я.

– Нельзя же, чтобы из тебя выросла помощница кухарки. Надо дать тебе образование. – Тут он сменил тему: – Как тебе дочки ее сиятельства Ольги?

– Они меня не утешили, – ответила я.

Отец расхохотался – да-да, расхохотался, откинув голову и приподняв плечи.

Что тут смешного? Мне не нравилось, когда надо мной смеялись. От этого мне захотелось сказать об этих мерзких Хетти и Оливии что-нибудь хорошее.

– Наверное, они хотели как лучше.

Отец вытер выступившие на глазах слезы.

– Как лучше они точно не хотели. Старшая – гнусная интриганка, вся в мамашу, а младшая – попросту слабоумная. Им в голову не придет хотеть как лучше. – Тут голос у него стал задумчивый. – Ее сиятельство Ольга знатна и богата.

При чем тут это?!

– Может быть, отправить тебя в пансион вместе с ее дочками? Научишься ходить не как слоник, а как положено грациозной юной девушке…

В пансион! Без Мэнди! Там мне все время будут говорить, что делать, и придется слушаться! И будут искоренять мою неуклюжесть, и не смогут! И будут меня наказывать, а я буду мстить, и меня опять будут наказывать…

– Почему мне нельзя остаться дома?

– Пожалуй, можно приставить к тебе гувернантку. Если найти гувернантку…

– Отец, мне бы гораздо больше хотелось гувернантку. Если у меня будет гувернантка, я буду очень стараться!

– А если нет, то нет? – Он поднял брови, но мне было видно, что все это ему нравится.

Потом он встал и направился к письменному столу, за которым мама просматривала наши хозяйственные документы. – Ну, иди. Мне надо поработать.

Я ушла. На пороге я обернулась и сказала:

– А может, слоников в пансионы не допускают. Может, слоникам и образования не полагается. Может, они… – Я осеклась.