– Что случилось? – спросил Эдмар, оторвавшись от поучительной книги Аломпа Сенкофеда.

– Ничего такого, что тебя касается, – отозвалась Зинта хриплым от так и не пролившихся слез голосом.

Вспомнила, зачем ходила в лавку: за сахаром. Придется сегодня пить несладкий чай.

– А давай оно будет меня касаться? Ты меня спасла и вылечила, а я чуть позже, когда поправлюсь, смогу разобраться с теми, кто тебя обидел. Это он или она? Или они?

Зинта снова испугалась, но теперь уже за Улгера: каким бы он ни был и как бы теперь себя ни вел, пять лет назад он был для нее по-настоящему близким человеком – даже если эта внутренняя близость существовала только в ее воображении. А Эдмар опасен. Зинта ничем не смогла бы подкрепить это заключение, но она постоянно за ним наблюдала, и он от нее не таился, как от тех приезжих магов. Множество мелких черточек складывалось в единую картину – зыбкую, нечеткую и все же наводившую на мысль, что с ним стоит соблюдать осторожность.

– Какие-то дураки проезжие что-то мне вслед орали, – сообщила она, выйдя в соседнюю комнатушку и яростно массируя свое бледное, словно прошлогодний снег, лицо перед старым настенным зеркалом с облезающей амальгамой. – Настроение испортилось. Скоро пройдет. Я из-за них сахар купить забыла!

На другой вечер ее навестил староста Сумола. Выманил на крыльцо, чтобы задремавший Эдмар не подслушал.

– Добрый куратор приехал за твоим найденышем. Вознаграждение привез, все честь по чести. Он тебе кое-что предложить собирается: чтобы вы с мужем, как семейная пара, взяли опеку над этим Эдмаром. По закону так положено, раз он несовершеннолетний. Ежели откажетесь, других найдут. Ежели согласитесь, вам придется переселиться в Паяну, и будете получать ежемесячное пособие из казны. Все заманчиво, как яблоки в сахаре, но ты прежде хорошенько подумай. Могу тебе сказать, что стервененок он изрядный, у меня на таких глаз наметанный. Хлебнешь с ним горя.

– Что ж, спасибо, – вздохнула Зинта. – Я подумаю.

Она сразу решила, что согласится. Улгера предупредит, чтобы держался от них подальше, а сама останется с Эдмаром, и пусть он ее убьет.

Если бы не вчерашний разговор с Улгером, она бы, возможно, рассудила по-другому или приняла бы то же самое решение, но из других соображений, однако сейчас для нее все покатилось под горку, и ничего хорошего от жизни Зинта не ждала.

Аньона встретила гостей не сказать, чтобы с распростертыми объятиями, но и без особой враждебности. Уже неплохо.

Жители Мезры чужаков не привечали, будь то командированные должностные лица, праздные путешественники, бродячие актеры или крестьяне-переселенцы, желающие завести хозяйство на новом месте. Старожилы смотрели на приезжих с подозрением – сохраняя дистанцию, не раскрываясь, цепко подмечая все черточки, которые делают человека «не нашим», и словно прицеливаясь, перед тем как нажать на курок ружья или спустить тетиву самострела. Таковы местные нравы, никуда не денешься. Проявлялось это по-разному, смотря о ком шла речь, и если в отношении к столичным чиновникам сквозила скрытая настороженность, то какого-нибудь нищего бродягу могли и собаками затравить.

Посланцев Ложи принимали со всем скупо отмеренным радушием, на какое Мезра была способна: светлейшие маги – это хорошо, они защищают от тех, кого лучше вслух не называть, от тех, кто стократ опасней, чем болтливый странствующий торговец, колесящий по дорогам в крытом пыльной парусиной фургоне, или чудак-кладоискатель из далекого западного города.

Среди цвета местного общества наиболее просвещенными личностями выглядели выпускники Академии, но разговоры с приехавшими из Аленды коллегами они сводили к одному и тому же. Обычные провинциальные песни: сойгруны, гнупи, русалки, чворки, снаяны и прочие представители волшебного народца в последнее время пакостят вдвое против прежнего, и никакого с ними сладу, потому что аньонский Накопитель истощен, на все нужды не хватает, надо бы его пополнить… Орвехт с понимающим видом кивал и обещал передать это руководству Светлейшей Ложи, а на самом деле думал: перебьетесь.