Лиза, заметив тревожное мельтешение за стеклом, временно отключилась от своих переживаний и вывалилась в реальность, как парашютист с неисправным парашютом, сброшенный пинком. Подруга, мотавшаяся за стеклом со странной пантомимой, осталась непонятой. Вернее, понятой превратно.

Лизавета в свете вчерашнего разговора и своих бед истолковала все по-своему:

«Разуй глаза и займись спортом, лучше бегом».

Рита вообще была большой шутницей. Поэтому Лизавета, надеявшаяся на помощь подруги, послушно поддержала представление.

Лиза не любила бег. Ей больше нравился биатлон. Она в два прыжка, изобразив лыжный ход, достигла притулившейся у стены швабры, схватила ее и резко развернулась, имитируя стрельбу.

– Пы-ды-ды-дыщ! – рявкнула она на весь коридор.

Герр Танненшток с визгом метнулся за ближайший фикус и начал истерически подавать сигналы SOS, вопя на своем родном наречии. Он чувствовал, что работа в этой дикой стране закончится покушением.

– Несчастье ходячее! – воскликнула Горецкая, бросившись в коридор на выручку шефу. Лизавете она на бегу погрозила кулаком.

– Ну, ты ваще, – в ужасе выдохнула Маргарита, втаскивая хихикающую Бабаеву в кабинет. – Это ж надо быть такой балдой! Что это было?

– Биатлон! – объяснила Лизавета. – Мне больше нравится биатлон. А ты чего показывала?

– Шефа я показывала. Которого ты из швабры чуть не подстрелила. Хоть бы на часы взглянула. Скоро на работу станешь приходить к концу смены. Тебя опять без премии оставят.

– После такого, боюсь, меня вообще без работы оставят. Если Танненшток не онемеет от ужаса и сможет на меня наябедничать, – опечалилась Лиза.

– Я сказала, что это была производственная гимнастика, – сообщила вернувшаяся Горецкая и, усмехнувшись, добавила: – Пришлось врать, что у нашей Лизаветы слишком длинные ноги и в кабинете ей негде развернуться.

– Почему врать? – изумилась Лиза. – Они у меня длинные. Разве нет?

– Нога длинная, ум короткий! Новая народная мудрость! – провозгласила Рита и похлопала Лизу по плечу: – Одни проблемы от тебя, Бабаева!

– Что мы решили? – поинтересовалась Лизавета, вспомнив про свою основную беду. – Кого будем спаривать с моим мужем? Вернее, не спаривать, а…

– Нет-нет, Лизок! Очень верное слово ты нашла, – кивнула Горецкая. – У меня художников еще не было. Так что давай, пересплю с твоим супружником по дружбе. По блату, так сказать.

– Не-не-не, – попятилась Лиза, озадаченная подобной перспективой. – Я не это имела в виду!

– Ничего не знаю! – засмеялась Горецкая. – Я уже настроилась, морально подготовилась, трусы новые купила! Все. Трусы назад не примут. Поэтому ничего не переигрываем. Мужика обязуюсь потом вернуть.

– Вы издеваетесь? – догадалась Лизавета.

– Нет, мы правда очень на него рассчитываем! – воскликнула Лера. – Вот ведь клуша! Слушай сюда. Фотографии будут твои. Фотошоп я гарантирую. Легкий, без фанатизма. Переписываться станет Ритуля.

– А, тогда ладно, – выдохнула Лиза, перепуганная перспективой сдать мужа в аренду Горецкой. После такого стресса ее устраивало все, что угодно. – Только он же меня узнает.

– Не узнает! Мужики – крайне нечуткие, невнимательные и несентиментальные люди. Это ты думаешь, что он помнит все твои родинки и прыщики…

– Нет у меня прыщей! – обиделась Лизавета.

– Будут! Когда мужика не будет, будут сначала прыщи, а потом сразу морщины и климакс, – припечатала Валерия. – В общем, слушай старших товарищей. Он тебя от меня не отличит. То есть отличит, конечно, но не сразу. В процессе, так сказать!

– Слава меня любит! – чуть не заплакала Лиза.