Джара уже давно поднялась и стояла у парапета, ветер трепал рыжие волосы. Она была так ослепительно прекрасна, что даже у меня захватывало дух. Словно морская нимфа – высокая, стройная, необыкновенно изящная, каждое движение похоже на танец…

- Так красиво… - сказала она, чуть откинувшись назад, чуть улыбаясь. Ее глаза сияли, ярко-зеленые, как и у всех хисирцев. Мне казалось, на море ей плевать, она глядела только на Лана.

А Лан все еще держал меня за руку.

- Очень, - сказал он. – Соле, смотри, там киты!

Я тоже видела их – вдали, на глубине, степенно появлялись и исчезали снова серые глянцевые спины, треугольные хвосты, высокие фонтаны водяного пара. Я замерла, затаив дыхание.

Лан обнял меня за талию.

У него очень сильные руки, но ладони такие мягкие… я вдруг подумала – как странно, ведь рассказывал, что больше года он ходил на китобойце матросом, сам заработал себе на обучение, и сейчас подрабатывал грузчиком в порту. У матроса всегда много работы, руки загрубеют в любом случае, и пусть сейчас уже никто не ставит паруса, но и без того…

Он, словно услышав мысли, подмигнул, взъерошил мои волосы.

- Девочки, давайте выпьем вина?

Мы ведь отправились за картошкой, но купили немного вяленого мяса и здоровенную бутыль дешевого домашнего вина из черноплодки. Ина убьет нас, она не пошла, осталась дома… сама виновата.

Стаканов не было, мы пили прямо из горла, сидели на самом краю вала, свесив ноги. Волны плескались внизу, разбиваясь о камни, летели соленые брызги.

Вино было ужасное, кислое, вяжущее, но такое крепкое, что сразу кружило голову. И мне было хорошо…

Нет, мне было ужасно плохо и ужасно хорошо одновременно, меня всегда разрывает на части в такие минуты.

Я ненавидела Бер-Сухт, меня достал этот холод, сырость, бытовая неустроенность, где даже летом приходилось спасть в кофте и шерстяных носках, у меня все руки потрескались от стирки в холодной воде. Я понимала, зачем тут Джара – ее таланта хватает, чтобы получить стипендию здесь, но слишком мало для Литьяте, у Джары нет денег, и пойти учиться – единственный шанс. Я понимала, зачем здесь Ина – ее талант невелик, за нее платит семья, но Литьяте им не потянуть. Да и уроженцы Этора традиционно предпочитают Бер-Сухт. Я знала, что для Хагена этот вопрос вообще не стоит, с ним все сложно... Знала, что Лан почти два года отучился в Литьяте на деньги отца, но теперь пытается добиться всего сам. Быть сам по себе. Для него это вопрос принципа.

Для меня…

Пожалуй, единственное, что могло примирить меня с Бер-Сухтом – это люди. Друзья. Лан… Да, особенно он.

У меня никогда не было настоящих друзей, я росла дикой и необщительной. Нет, я пыталась, но не выходило ничего. Надо мной смеялись, меня не принимали. Из-за оспы очень долго была уродиной, да и сейчас не блистала красотой – маленькая, тощая, угловатая, больше похожая на мальчишку, волосы торчат в разные стороны.

Но здесь меня приняли сразу и легко. Может быть потому, что здесь все были такие же ненормальные, а то и еще хуже. А может… Мне все казалось – это из-за Лана. Он всегда был рядом со мной. В наших отношениях не было никакой романтики, даже намеков, но он всегда был рядом. Как друг, как брат. Я очень долго не могла поверить, мне казалось, такие парни даже смотреть не станут в мою сторону. Вообще никакие не станут. А Лан… Алатау Латаре. Он был принцем из сказки. Он был высок и атлетически сложен, и очень красив - у него были мягкие волосы цвета спелой пшеницы, правда очень коротко остриженные, у него были небесно-голубые глаза и длинные черные ресницы. Но, вместе с тем, он не выглядел смазливым мальчишкой, наоборот - очень строго и мужественно.