испускаемые обществом ветра.

104

Трагедия пряма и неуклончива,

однако, до поры таясь во мраке,

она всегда невнятно и настойчиво

являет нам какие-нибудь знаки.

105

Я всегда на сочувствия праздные

отвечаю: мы судеб игралище,

не влагайте персты в мои язвы,

ибо язвы мои – не влагалище.

106

Я жизнь мою листаю с умилением

и счастлив, как клинический дебил:

весь век я то с азартом, то с томлением

кого-нибудь и что-нибудь любил.

107

Блаженны нищие ленивцы,

они живут в самих себе,

пока несчастные счастливцы

елозят задом по судьбе.

108

Вдоль организма дряхлость чуя,

с разгулом я все так же дружен;

жить осмотрительно хочу я,

но я теперь и вижу хуже.

109

Я к эпохе привернут, как маятник,

в нас биение пульса единое;

глупо, если поставят мне памятник —

не люблю я дерьмо голубиное.

110

Ты с ранних лет в карьерном раже

спешил бежать из круга нашего;

теперь ты сморщен, вял и важен —

как жопа дряхлого фельдмаршала.

111

В пустыне усталого духа,

как в дремлющем жерле вулкана,

все тихо, и немо, и глухо —

до первых глотков из стакана.

112

Уже виски спалила проседь,

уже опасно пить без просыпа,

но стоит резко это бросить,

и сразу явится курносая.

113

Любил я днем под шум трамвая

залечь в каком-нибудь углу,

дичок еврейский прививая

к великорусскому стволу.

114

Глаза мои видели, слышали уши,

я чувствовал даже детали подробные:

больные, гнилые, увечные души —

гуляли, калеча себе неподобные.

115

Жизни надвигающийся вечер

я приму без горечи и слез;

даже со своим народом встречу

я почти спокойно перенес.

116

Российские невзгоды и мытарства

и прочие подробности неволи

с годами превращаются в лекарство,

врачующее нам любые боли.

117

Был организм его злосчастно

погублен собственной особой:

глотал бедняга слишком часто

слюну, отравленную злобой.

118

Я под солнцем жизни жарюсь,

я в чаду любви томлюсь,

а когда совсем состарюсь —

выну хер и заколюсь.

119

Житейскую расхлебывая муть,

так жалобно мы стонем и пыхтим,

что Бог нас посылает отдохнуть

быстрее, чем мы этого хотим.

120

Затаись и не дыши,

если в нервах зуд:

это мысли из души

к разуму ползут.

121

Когда я крепко наберусь

и пьяным занят разговором,

в моей душе святая Русь

горланит песни под забором.

122

Кипит и булькает во мне

идей и мыслей тьма,

и часть из них еще в уме,

а часть – сошла с ума.

123

Столько стало хитрых технологий —

множество чудес доступно им,

только самый жалкий и убогий

хер живой пока незаменим.

124

Если на душе моей тревога,

я ее умею понимать:

это мировая синагога

тайно призывает не дремать.

125

Я знаю, зрителя смеша,

что кратковременна потеха,

и ощутит его душа

в осадке горечь после смеха.

126

По жизни я не зря гулял,

и зло воспел я, и добро,

Творец не зря употреблял

меня как писчее перо.

127

Мы вдосталь в жизни испытали

и потрясений, и пинков,

но я не про закалку стали,

а про сохранность чугунков.

Еще судьба не раз ударит,

однако тих и одинок,

еще блаженствует и варит

мой беззаветный чугунок.

128

Давным-давно хочу сказать я

ханжам и мнительным эстетам,

что баба, падая в объятья,

душой возносится при этом.

129

Прекрасна в еврее лихая повадка

с эпохой кишеть наравне,

но страсть у еврея – устройство порядка

в чужой для еврея стране.

130

С людьми я вижусь редко и формально,

судьба несет меня по тихим водам;

какое это счастье – минимально

общаться со своим родным народом!

131

Создателя крутая гениальность

заметнее всего из наблюдения,

что жизни объективная реальность

дается лишь путем грехопадения.

132

Хоть запоздало, но не поздно

России дали оживеть,

и все, что насмерть не замерзло,

пошло цвести и плесневеть.

133

Я слишком, ласточка, устал

от нежной устной канители,

я для ухаживанья стар —

поговорим уже в постели.