– Это и есть ваш брат?

– Да.

– Та-а-ак, – с трудом выговорил он, как если бы «а-а-а» было яйцом, которое он вытаскивал изо рта. – Понимаете ли, я думал, вы оба постарше. Вам сколько лет, ребята?

– Мне двадцать два. Ему девять.

– Но в своей заявке вы указали, что у него есть свой доход. Не понимаю, как это может быть.

Я объяснил ему, как работает система социального страхования. И про наследство рассказал. Я держался непринужденно, подчеркивая, что мы прекрасно понимаем некоторую необычность ситуации, но теперь, раз все уже прояснилось…

Он склонил голову набок, скрестил на груди руки. Мы все еще стояли на подъездной дорожке. В дом нас не пригласили.

– Слушайте, ребята, не хочу тратить ваше время. На самом деле я ищу супружескую пару, желательно пожилую.

Порыв ветра принес запах белых цветов, которые росли здесь повсюду, как их – рододендроны?

В электричке на матч «Окленд Атлетикс»[49], мы – Тоф и я – сидели рядом и читали, напротив нас – молодая женщина, латиноамериканка чуть старше меня, с дочерью чуть младше Тофа. Женщина невысокая, в белой рубашке, накручивает на палец волосы девочки, та пьет сок из пакетика. Они могли быть сестрами, с разницей в возрасте, большей, чем у меня с Тофом, – или… могла ли она быть ее матерью? Если ей двадцать пять, а девочке семь… Вполне возможно. Очень милые. Кольца у женщины не было. Интересно, подумал я, а что, если нам поселиться вместе? Она бы все поняла. Она уже знает, как это бывает. Мы могли бы вести хозяйство вместе. Это было бы здорово: разделим обязанности, дети всегда под присмотром. Тоф с девочкой подружатся, а со временем, может, и поженятся… Возможно, и мы с этой женщиной будем вместе. Но судя по виду, у нее есть мужчина. Или нет? Уверенный взгляд. Спокойствие. Не просто мужчина, но еще и хороший человек. Сильный к тому же. Зарабатывающий себе на жизнь тем, что таскает тяжести. Во всяком случае, мог бы этим заработать, если бы захотел. Она наматывает и наматывает колечки волос девочки себе на палец, плотнее и плотнее, и… Впрочем, необязательно впадать в романтику. Можно просто устроить благополучное хозяйство. Ее мужчина – допустим, его зовут Фил – все поймет и присоединится. Но жить с нами не будет. Это уж слишком. И на ночь оставаться не будет. Не хочу видеть его нижнее белье и его ни после ванны, ни после душа. А может, у нее никого и нет. Фил уехал. Фила призвали в армию. Фил – гражданин Перу, и его призвали в армию, нам его жаль, но такова жизнь, извини, Фил. Итак. Как мы обставим дом? Это проблема. Но я буду с ней соглашаться. Да, соглашаться. Заживем с помощью этой женщины спокойно и счастливо, они с Тофом улягутся на ковер и будут вместе читать какую-нибудь книгу – ради этого можно со всем соглашаться.

В середине августа, уже совершенно измучившись, я смотрел маленький глинобитный домик, расположенный в нескольких кварталах от новой квартиры Бет. Хозяйкой его была крупная чернокожая женщина средних лет, несколько напоминавшая ту женщину с Библией, что ухаживала за матерью в последние ее дни. Дом был совершенством. Вернее, он вовсе не был совершенным, но был гораздо менее несовершенным, чем все, что мы видели. Сын хозяйки – она была мать-одиночка – только что поступил в колледж, и она собиралась переехать в Нью-Мексико. Дом в целом подходил нам по размерам, уютный домик на улице, сплошь утопающей в густой зелени. Там были задний двор, крыльцо, сарай, даже веранда, посудомоечной машины не было, как и стиральной, но сейчас, за несколько недель до начала занятий в школе, это уже неважно… Когда она поинтересовалась нашими финансовыми возможностями, я выложил свой козырь.