Тот нервно отвернулся. У него дернулось лицо:

– Клянусь молниями Юпитера, род Аврелиев не признает этого нечестивца своим отпрыском. Его судьбу будет решать суд. Он и Цетег затеяли эту драку, а Клодий пришел на помощь Вибию со своими друзьями.

– Что вы не поделили, Вибий? – тихо спросил Цезарь, наклоняясь к юноше. – Надеюсь, не женщину?

Юноша вспыхнул от проницательности верховного жреца, и Цезарь понял все. Эвхарист уже успел рассказать ему о стычке, происшедшей между Вибием и Цетегом у него в таверне, а Юлий, умевший предвидеть последствия каждого поступка, был убежден, что драка произошла из-за Семпронии.

После того как Вибий столь неудачно толкнул Цетега, тот искал случая отомстить обидчику. И застав его сегодня на Субуре одного, Цетег проследовал за ним на эту тихую улочку, а затем в окружении нескольких собутыльников бросился на него. Вибию, несомненно, пришлось бы очень плохо, не появись вовремя Клодий с двумя компаньонами. В завязавшейся драке было ранено двое римлян, и один из них весьма тяжело. За такую драку в стенах города виновные приговаривались к крупному денежному штрафу в триста ассов,[81] и Цезарь понимал, сколь строг будет Антистий в подобной ситуации.

И он не ошибся. Пользуясь своим правом, Аврелий Антистий приговорил обоих зачинщиков драки к штрафу в триста бронзовых ассов, или семидесяти пяти серебряным сестерциям.

– Послушай, Антистий, – обратился Цезарь к префекту, – отпусти своего сына со мной.

Префект покачал головой.

– Нет, – сурово ответил он, – Вибий пойдет с легионерами и будет сидеть в Мамертинской тюрьме до тех пор, пока не заплатит полностью всего штрафа или пока суд не освободит его.

– Ты забыл, префект, что я имею право как верховный жрец даровать свободу любому гражданину, освободив его от суда и от долговой тюрьмы. Отпусти Вибия со мной, я заплачу за него штраф.

Префект заколебался. По его решительному лицу проскользнула растерянность. Он боялся нарушить закон, ослушавшись Цезаря, но и беспокоился за свою честь, освобождая сына от заслуженного наказания.

– Все будет по закону, – подсказал ему Цезарь, видя его состояние.

– Хорошо, – согласился, наконец, Антистий, – но мои легионеры сами отведут его к тебе в дом.

– Благодарю тебя, – наклонил голову Цезарь, – ты поступил мудро, и я заверяю тебя, что деньги будут уплачены еще сегодня. Отведите его ко мне в дом и скажите моему домоправителю, чтобы выплатил семьдесят пять сестерциев, – обратился Цезарь к легионерам, снимая с левой руки перстень, – отдайте ему это кольцо, и он поверит вам.

Уже выходя из толпы, Цезарь увидел знакомую фигуру, стоявшую у фонтана, почти рядом с портиком. Стоявший оглянулся, и Цезарь вздрогнул от неожиданности. Это был Марк Порций Катон. Сенатор показал жестом на уходившего под стражей Вибия.

– Вот чего вы с Катилиной добиваетесь – натравить детей против отцов, разрушить наши идеалы, разбить наши семьи.

– Ты не прав, Катон, – мягко возразил Цезарь, – я никогда не призывал разбивать наши семьи, и ты это хорошо знаешь.

Молодой сенатор не ответил, лишь сдержанно кивнул и, повернувшись, отошел от Цезаря. Негодуя на себя за ненужный разговор, Цезарь быстро перешел на другую сторону и вскоре был далеко от этого места.

Добродетельные и умные люди, подобные Катону, часто становятся обличителями пороков общества, не замечая, что сами подвержены другому пороку – нетерпимости, возносящей их на крайнюю ступень гордыни и эгоизма. Полагая, что все остальные развращены пороками, они присваивают себе исключительное право на истину, забывая о том, что истина не может принадлежать одному человеку или небольшой группе людей.