Отвержение со стороны рода при жизни приводило к тому, что судьбу героя могла разделить только особая женщина. Если вспомнить самые яркие протестные фигуры выдающихся писателей отечества (Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Чехов), то, пожалуй, только Пушкин был счастлив – пусть недолго, – но и он заплатил жизнью за честь своей семьи. Вот вам печальный урок гения, удачника, баловня судьбы: выход за пределы родовых предписаний чреват психологической или физической смертью и невозможностью найти подходящую спутницу жизни. Вообще говоря, постоянная спутница на всю жизнь не входит в число приоритетов или заветных целей мужчин-революционеров, мужчин-гениев. Их занимает творчество, но в трудные минуты и им нужен преданный, понимающий, восторженный взгляд особой женщины…

Преимущество старых догм перед новыми возможностями состоит в том, что в них риски и потери, а также возможные дивиденды определены заранее, не нужно делать выбор, кроме одного – вовремя вступить в свою роль и придерживаться ролевых предписаний. Страх новизны, смешанный с любопытством и напряжением, которые и так мучают юношей в пубертатном периоде, сводится к выбору партнерши определенного круга и освоению новой профессии и статуса. Если родительский сценарий не может по каким-то обстоятельствам осуществиться, мужчина переживает кризис, депрессию, потому что он ждет подсказки от своего внутреннего голоса, просит разрешения у своих родителей, а в ответ – тишина! Он понимает, что они больше не могут ему помогать, а он не может двигаться дальше, не нарушив усвоенные с детства предписания. Чувство вины перед родителями сопровождает его всю жизнь, даже если он принял радикальное решение – никогда больше не возвращаться в родительский дом. Берн называл обстоятельства, которые мешают нам реализовывать родительские предписания, форс-мажорными. То есть экстраординарными, вероятность которых приравнивается к вероятности тайфуна или авиакатастрофы.

Теперь это кажется таким наивным! За последние двадцать лет в России произошла смена режима, экономической политики, а молодежь оказалась предоставлена сама себе. Молодым, чтобы прокормить себя, приходится осваивать много новых профессий, покидать дома своих родителей, менять не только города, но и страны, переезжать туда, где надежный способ прожить хорошую и счастливую жизнь в пределах родовых предписаний дает неизменный сбой.

Осознать этот сбой очень трудно. Тем более трудно найти альтернативу.

Раньше чувство вины перед родителями возникало, когда они уходили в мир иной. «Вот видишь, ты не послушал нас, и мы пострадали. Ты провинился, а мы наказаны!» Теперь оно стало фоном жизни современного мужчины. Очевидно, что претензии к мужскому наследованию гораздо выше, чем к женскому. Традиционно женщина после замужества призвана обеспечивать наследование в семье мужа. Оставив своих родителей и выйдя замуж, она совершает своего рода откуп от всех родительских предписаний. В мусульманской культуре такой откуп имеет очевидное материальное воплощение в виде калыма, который платит семья мужа за молодую женщину, которую вырастили и воспитали для него.

Я думаю, в этом одна из причин, по которым женщины легче переносят перемены, – над ними не висит дамоклов меч родительских предписаний. Женщины просто и естественно вырастают из старых сценариев и с любопытством и готовностью осваивают новые.

Мужчины вынуждены идти на разные уловки, чтобы найти компромисс в своем конфликте с прошлым. Я знаю одного журналиста, который скрывал свою алкогольную зависимость (тоже ведь результат внутреннего рассогласования) от родителей, приезжая к ним тогда, когда случалась ремиссия. Свою подругу он просил иногда сопровождать его, чтобы имитировать семейную жизнь. Ему было легче поступать именно так, чтобы заглушить укор предков и избежать наказания рода за отступление от «большого плана» по воспроизводству старой семьи. Родители у журналиста были хорошими людьми, мама – учительница, папа – инженер. Они сделали все, чтобы вывести сына в люди. Для себя, своего поколения в качестве трамплина они выбрали образование. И действительно, дети полуграмотных родителей из села (вернее, дети военных вдов), они совершили почти невозможное – повысили образовательный и социальный статус своей семьи на две ступени. Считая это своим достижением, они рассчитывали, что их единственный сын (нарушение патриархального сценария многодетности!) повторит их подвиг, но переберется уже не из деревни в город, а из небольшого районного городка в Москву. Но жизнь в столице потребовала от журналиста поддержания связей с коллегами, экспертами и героями очерков. А рестораны, фуршеты и застолья оказались самым распространенным способом укрепления контактов и сбора информации. В результате такого образа жизни журналист прошел этапы развития алкоголизма в ускоренном темпе. К беде подталкивали демонический голос и поощрительная улыбка матери: «Что бы ни случилось, я знаю, что ты мой самый любимый и гениальный мальчик» (что бы ни случилось, я выберу тебя). Голос отца звучал более формально: «Слушай маму, сынок, она тебе плохого не пожелает!» Берн называл сценарий, завершающийся добровольной гибелью и саморазрушением с благословения матери, сценарием висельника. А радость от достижения конечного результата – смехом висельника: «Да, мама, ты была права, я таки совершаю нечто экстраординарное!»