Увы! Шли месяцы, а у императорской четы все никак не появлялась надежда на появление на свет наследника. Евгения, у которой в апреле 1853 года был выкидыш, впала в отчаяние.

Охваченный злостью от того, что напрасно потратил столько сил на женщину, к которой не чувствует никакого полового влечения, Наполеон III снова обратил свой взор и все остальное на доступных и, как выразился Ламбер, «активно работающих ягодицами» девиц: хотя они и не могли подарить ему дофина, но уж, по крайней мере, были в состоянии доставить ему глубокое удовлетворение…

8 февраля 1854 года несчастная императрица вдруг узнала о том, что муженек изменяет ей с некоей юной актрисой и что вот уже несколько месяцев, как мисс Ховард, вернувшись в Париж, живет в своем особнячке на улице Цирка… Она заперлась в своей комнате и дала волю слезам. Эта печаль, к которой примешивалось чувство унижения и стыда за то, что она никак не может родить императору наследника, стала скоро достоянием гласности. 7 февраля «наблюдатель» написал префекту полиции:


«Императрица находится в глубокой тоске, которую можно объяснить или горечью за то, что она не может родить ребенка, или отношением к ней со стороны супруга. Здесь сильно замешана и некая мадемуазель А…, которая, судя по всему, сегодня является удачливой соперницей императрицы. Старая любовь к мисс Ховард, переросшая в дружбу, тоже, кстати, продолжает иметь место, и визиты на Елисейские Поля очень часты…»


На сей раз императрица избрала новую тактику. Она решила, что для того, чтобы вернуть мужа, единственным средством мог быть ребенок. И теперь сама начала просить императора навещать ее каждый вечер…

Настойчивость эта вскоре увенчалась успехом: в мае Евгения объявила Наполеону III, что она беременна[8].

Увы! Спустя три месяца у нее снова был выкидыш.

Придворные забеспокоились:

– Этак у нас никогда не будет дофина!..

Узнав об этих разговорах, Наполеон III пришел в ярость и пригласил в Тюильри известного акушера Поля Дюбуа.

– Соблаговолите осмотреть императрицу!..

Дюбуа был человеком очень застенчивым. При мысли о том, что ему придется совать пальцы в место, предназначенное только Его Величеству, он перепугался:

– Лучше я пришлю вам повитуху из родильного дома, – пробормотал он.

– Вы хотя бы взгляните, – дружески предложил император…

Но Дюбуа, покраснев, наотрез отказался.

А на следующий день во дворец пришла повитуха. Склонившись над Евгенией, она долго ее осматривала. Наконец, подняв голову, она произнесла:

– Все в совершенном порядке, государь!

Франция с облегчением вздохнула…

Когда придворным стало известно заключение повитухи, кое-кто начал поговаривать о том, что «недостатком страдает», возможно, не императрица, а сам император. Самые смелые дошли даже до того, что стали утверждать, что половые излишества, которым монарх предавался на протяжении двадцати лет, вполне могли снизить его детотворную способность.

– Он поизносился, – говорили они.

Другие были более снисходительны. И уверяли, что заботы, осаждавшие Наполеона III в начале 1854 года, мешали ему навещать императрицу «в обычном для него боевом настроении».

Барон де В… в письме своему шурину высказал это мнение грубовато, но коротко и ясно:


«Вспомните о том, – писал он, – что Францию изнуряет холера, что последний урожай был просто катастрофическим и что нам грозит война с Россией… Подумайте сами, как он может… оплодотворять!..»[9]


Действительно, забот у императора хватало. Царь, задумав захватить Константинополь, овладел к концу 1853 года дунайскими княжествами и снаряжал в Севастополе мощный флот. Заключив союз с Англией и заручившись нейтралитетом Австрии и Пруссии, Наполеон III решил дать первый сигнал к сопротивлению экспансии России и отдал приказ базировавшемуся в Средиземном море французскому флоту взять курс на Саламин, а при возникновении малейшего конфликта войти в Черное море.