Составленная в XVI в. «Книга степенная царского родословия» также говорит о Прусе уже не как о сроднике, а как о брате Августа: «…въ Руси самодержавное царское скипетроправленiе, иже начася отъ Рюрика, его же выше рѣкохомъ, иже прiиде изъ Варягъ въ великiй Новградъ со двема братома своима и съ роды своими, иже бѣотъ племени Прусова, по его же имени Пруская земля именуется. Прусъ же братъ бысть единоначальствующаго на земли Римскаго кесаря Августа…»[8] Легенда активно впоследствии используется и во внешнеполитических сношениях, подчеркивая знатность и величие московского правящего дома. Как мы видели, Ивану Грозному весьма льстила мысль о своем происхождении из рода римских императоров, и временами он с удовольствием ссылался на эту легенду при переговорах с иностранцами.

Установить происхождение основных упомянутых в легенде персонажей, относящихся к началу истории уже собственно Древнерусского государства, также не составляет большого труда. Предание о призвании варягов во главе с Рюриком было изложено уже в Повести временных лет (далее – ПВЛ): «В год 862. И изгнали варягов за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сами решили: “Поищем сами себе князя, который бы владел нами и судил по праву”. И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги зовутся русью, как другие зовутся шведы, другие же – норвежцы и англы, а еще иные готы – так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: “Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет. Приходите княжить и владеть нами”. И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли. И сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой – Синеус, – на Белом озере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы суть люди от рода варяжского, а прежде были словене»[9].

Известен отечественной традиции и Гостомысл, названный в Послании новгородским воеводой. Более поздние по сравнению с ПВЛ летописи, такие как Воскресенская, Ермолинская, Львовская и Новгородская четвертая летопись, упоминают новгородского старейшину Гостомысла, который перед своей смертью и дал новгородцам совет призвать Рюрика. Это предание о Гостомысле восходит к довольно устойчивой новгородской устной традиции об этом персонаже. Так, достаточно долго в этом городе бытовало предание о его могиле на Волотовом поле, а официальный список новгородских посадников, включенный в Новгородскую первую летопись, открывается именно именем Гостомысла[10]. Как утверждал А.А. Шахматов, упоминание старейшины Гостомысла в летописях восходит к своду 1167 г., а в самом Новгороде был даже род бояр Гостомысловых[11]. Однако почему Гостомысл дал соплеменникам такой совет? Ответ на этот вопрос дает Иоакимовская летопись. Согласно ей, у Гостомысла было четыре сына и три дочери. К моменту его смерти сыновья его все погибли, а дочери были выданы замуж за других правителей. Не имевший других наследников Гостомысл увидел однажды вещий сон, как из чрева его средней дочери Умилы произросло большое дерево, покрывшее весь град Великий, а от плодов его насытились люди всей земли. «Востав же от сна (Гостомысл. – М.С.), призва весчуны, да изложат ему сон сей. Они же реша: “От сынов ея имать наследити ему, и земля угобзится княжением его”. И все радовахуся о сем…»[12] Однако Иоакимовская летопись, насколько мы можем судить, представляла собой достаточно поздний свод, обширные извлечения из которого В.Н. Татищев включил в свою «Историю Российскую», а оригинал которой, к сожалению, не дошел до нашего времени. Все эти обстоятельства давали повод некоторым специалистам даже обвинять В.Н. Татищева в том, что он сам выдумал эту летопись, хоть на страницах своего труда этот историк сам в ряде случаев высказывал сомнение в известиях Иоакимовской летописи. Однако археологические открытия, совершенные уже во второй половине XX в., подтвердили истинность некоторых сообщений Иоакимовской летописи по поводу истории Киева и, что для нас особенно важно, Новгорода в X в. (авторство самой летописи приписывается первому епископу Новгорода Иоакиму, а рассказ о насильственной христианизации новгородцев ведется летописцем от первого лица), причем в ряде случаев в ней упоминаются такие подробности, которые отсутствуют в остальных дошедших до нас древнерусских летописях.