…а кофе мне так и не предложили…
Англия, Лондон Сент-Джеймс стрит
Группа "Алеф" на задании.
"Рано утром, до того как трубы зданий и фабрик, железнодорожных машин и пароходов успеют заполнить воздух дымом, Лондон представляет необычное зрелище. Он выглядит чистым". - писал немецкий путешественник, и был прав. К утру туман над городом рассеялся. Запахи никуда не делись, но стали не такими пронзительными: сырая мгла впитывала их, накапливала, обволакивая людей лондонским амбре. Над крышами показалось бледное солнце; улицы наполнились гомонящей публикой, повозками, кэбами, омнибусами.
– Ещё рано идти на Сент-Джеймс стрит. – сказала Варвара, подбирая юбки, чтобы перепрыгнуть через очередную навозную кучку. – Сейчас утро, в клубе, наверное, никого.
Иван задумался. Резон в этом был: вряд ли лондонские джентльменские клубы похожи на ночные заведения Москвы двадцать первого века, но по утрам жизнь замирает и здесь – завсегдатаи разъезжаются, персонал отдыхает от трудов праведных, и одни только уборщики возятся в клубных гостиных и курительных комнатах.
– Давай, хотя бы пройдёмся мимо, приглядимся, что к чему? До вечера времени вагон, устроимся потом где-нибудь, и в спокойной обстановке всё хорошенько обдумаем. Считай, что это у нас с тобой экскурсия с осмотром достопримечательностей.
– Достопримечательности! – скривилась напарница. – Лучше бы улицы убирали нормально, а то развели грязишу…
Лондон стал первым английским городом, который они рассмотрели вблизи. Портсмут не в счёт; его видели только из кэба, по дороге на вокзал.
"Видимо, – думал Иван, вышагивая по замусоренному тротуару, – внешнее благополучие, сытость и чистота европейских городов появились только в двадцатом столетии. А улицы этого Лондона мало отличаются от трущоб Мумбая. Тесные, заваленные навозом улочки, невообразимая грязь. Запущенные, некрасивые дома, неблагополучные, болезненные лица. На перекрёстках и площадях толпятся бедно одетые люди, бродяги в поисках случайного заработка. Тут же бесчисленные торговцы всякой мелочёвкой, продавцы печёного картофеля и овощей. Точильщики, чистильщики обуви, стайки мальчишек, которых не назовёшь иначе, как беспризорниками. Лондон. Столица величайшей Империи Мира. Средоточие цивилизации. Глаза б на него не глядели…"
Сзади раздалось бряканье колокольчика и протяжное "Старье берем! Старье меняем!" Юноша обернулся – кричал старый еврей, погонявший лошадь. Убогая повозка завалена проломанными настенными часами, разваливавшимися стульями, вылинявшей одеждой, разношенной обувью, гнутыми каминными щипцами, куклами без волос. Повозку облепили дети, и старьёвщик отдавал за доставленный хлам яркие книжки, бумажные фонарики, шарики из зелёного бутылочного стекла – бросовые сокровища, способные покорить детские сердца.
Стоило тележке старика-еврея тронуться с места, как её сменила другая, собиравшая металлический лом. Ею управлял коренастый рыжеволосый тип с обветренным до красноты лицом. Он кричал, оповещая о своем прибытии:
"Утюги, сковородки, кочерги! Кружки, миски, ложки! Железные обода! Есть старые подковы? Ненужный металл? Скорей неси сюда!"
Варя раздражённо фыркнула, уловив волну запахов, которые распространяла тележка уличного торговца рыбой. Дары моря там были навалены грудой, и по тусклой чешуе ползали крупные зеленоватые мухи. Но ни сам разносчик, ни покупатели не обращали на них ни малейшего внимания. Вот покупательница в высоком чепце, юбке из клетчатой шерсти и блёкло-коричневом жакете, подошла к лотку; хозяин лениво помахал над прилавком рукой – мухи снялись гудящим облаком и повисли над лотком. Женщина повторила его жест, и принялась перебирать товар. Мальчишка лет десяти, тащивший следом за ней огромную корзинку, наблюдал за мушиным роем, ковыряясь в носу.