Настя стояла молча, словно не слышала его слов. Потом выдавила:

– Владимир страдал?

Полицейский выглядел еще несчастнее, когда ответил:

– Это была не быстрая смерть, госпожа Мичурина. Он даже… сказал несколько слов, прежде, чем потерял сознание.

– Что он сказал?

– Что-то об ангеле с мраморными волосами и кровоточащим сердцем. Думаю, он бредил.

– Но как он попал под экипаж? Его затоптали лошади, или он… попал под колеса? – Не надо бы ей знать таких подробностей, но так оттягивалось самое страшное – визит в морг. До этого момента еще оставалось место надежде.

– Я не знаю точно, барышня. Прохожие сказали, что он споткнулся и упал. Сначала копыта, а потом… колеса.

– Боже мой… Может быть, он мог выжить, если бы помощь подоспела вовремя?

– Сомневаюсь, – мягко сказал полицейский. – Никто ничего не смог бы для него сделать. Вам бы не видеть его таким… так что, если есть кто-то еще, кто может провести опознание…

– Нас осталось двое. Уже несколько лет. Вернее… теперь осталась я… одна.

– Мне очень жаль, барышня… Я надеюсь, у вас есть друзья, которые поддержат в это трудное время.

– Больше нет, – прошептала Настя. – Больше никого нет.

– А вот и Павел Александрович! – Губернатор жестом показал на стул. Прежде, чем сесть, Гагарин вежливо склонил голову перед епископом Иоанникием, уже сидевшим за столом губернатора, пробормотал – Благословите, владыко.

Епископ хмуро прошептал что-то в лохматую густую бороду, небрежно взмахнул рукой, перекрестил прибывшего.

Только два года пребывал он в Серафимовской епархии. Начав свой духовный путь в Киеве, он затем послужил ректором Санкт Петербургской духовной семинарии, десять лет архиерействовал в Саратове, пока не оказался в Серафимовске. Грозного на вид епископа побаивались, но и уважали. Во всех епархиях, где довелось ему пребывать, владыка создавал дома для вдов и сирот духовного ведомства, свечные епархиальные заводы, училища для девиц духовного звания, общежития для своекоштных (обучающихся за свой собственный счет – прим. автора) учеников духовных училищ и семинарий.

Гагарин гадал, зачем он понадобился губернатору, да еще и в присутствии епископа, который на святочной неделе должен праздновать Рождество, а не сидеть в государственном кабинете, мрачно сведя брови.

– Павел Александрович – корнет, князь Гагарин – служит у нас младшим чиновником по особым поручениям. – Представлял его меж тем губернатор. – Думаю, лучшей кандидатуры я не найду.

– Случилось что-то серьезное? – поинтересовался князь. Вот и все планы насмарку, просто так губернатор не вызывает.

Губернатор был человеком молодым, недавно 38 лет исполнилось, но с огромным опытом. Родился он в семье графа и княжны, сделал блистательную военную карьеру на Кавказе, поступил на дипломатическую службу и провел некоторое время в Англии. Как и епископ, губернаторствовал он, а точнее, генерал-губернаторствовал, ибо имел генеральский чин, в Серафимовске только два года. С Гагариным они почти приятельствовали, ведь матери их были дальними родственницами, но на службе вели себя строго, не дозволяя вольностей в общении.

Темноволосый, бородатый, начинающий лысеть губернатор выглядел вполне солидно для своей должности, несмотря на возраст.

– Случилось, Павел Александрович, случилось. Придется вам отправиться в городской морг. На кладбище нашли молодую женщину, распятую на кресте, как окровавленная христианская мученица.

– Ее прибили к кресту? – Такого Гагарин точно не ожидал в светлую святочную седмицу.

– Нет, привязали. Вероятно, девица, которую подобрали на улице.