– Дед-то дома?

– Не знаю.

– Ну пошли, – кивает, немного подумав.

Заходим во двор, поднимаемся на крыльцо, и я чувствую, как вибрирует телефон, спрятанный в карман. Дважды, а то и трижды.

Игнорирую сообщения. Потом гляну.

– Давай мне, – ставлю школьную сумку на пол и забираю у Никиты верхнюю одежду. Пока он снимает обувь, вешаю куртку в шкаф. – Идём на кухню.

– Ольга, это ты? – доносится до нас, в то время, как идём по коридору.

– Я, дедуль. Со мной тут Никита.

– Объявился паразит? – осведомляется сварливо.

– Ты обедал? – оказавшись в зале, целую его в морщинистый лоб.

– Нет.

– А что такое, ты объявил голодовку?

– Тебя ждал. Одну, – добавляет капризно.

– Хватит вредничать. Сейчас на стол накрою и позову вас. Дайте мне чуток времени, – убегаю на кухню, оставив их вдвоём.

Открываю холодильник, достаю кастрюлю с борщом, ставлю на плиту, чтобы разогреть. Затем проделываю тоже самое со сковородой.

Раскладываю салфетки, расставляю тарелки и ложки-вилки.

– Помочь надо? – в проёме показывается Никита. Как обычно, не усидел с дедом и пяти минут.

– Мойте руки и присаживайтесь, – нарезаю хлеб на деревянной доске.

– Помыл уже. Сметана-то есть к борщу?

– Есть.

– И полотенце дай на колени, не хочу испачкать новые джинсы. Тётка из Турции привезла.

– Хорошо. Деда, садимся, – зову я предка громко.

– Я здесь, чего галдишь, – появляется в кухне. – Доходной, с моего трона встал-ка.

– Точно, – Никита благоразумно меняет локацию. – Забыл.

– Ага. Как забыл поздравить Мироновых с Новым Годом, – ядовито подмечает дед.

– Я же передавала тебе пожелания от Никиты. Вспоминай, – беру тарелку и половник.

– Та не заливай, Оль. Сенька доложила о ситуации.

Вот ведь коза!

– Опять твоя Сенька, – недовольно смотрит на меня Никита. – А я, между прочим, гостинцы вам привёз, – вытаскивает из полупустого рюкзака пастилу и набор пряников.

– Это шо бы я совсем без зубов остался?

– Они не твёрдые, дед Корней. Оль, а это тебе, – протягивает мне пакет.

– Спасибо.

– Хоть глянь, чё там.

А там кружевная ажурная косынка.

– Очень красивая.

– Нравится?

– Да.

– Ну тогда и поцеловать в знак благодарности можно.

– Не борзей, Доходной. Не настолько хороши твои подарки, – ворчит дед.

Я всё же Никиту обнимаю и целую. В щёчку, конечно. Чтобы не нервировать деда.

– Жрать-то будем? Или продолжите лобызаться?

– Всем приятного аппетита, – отхожу от Никиты и присаживаюсь на стул.

– Давай рассказывай, где был. Послушаем тебя заместо телевизионного ящика, – дед берёт в руки ложку и начинает есть борщ.

– Я к брату ездил в гости. Тульский Кремль посетили. Успенский Собор. Музей оружия. По Казанской набережной гуляли, щас фотки покажу, – выуживает из кармана телефон. Демонстрирует нам снимки. Доходит до групповых и листает назад.

– Жаль, что вы Олю со мной не отпустили.

Дед, сощурившись, внимательно на меня смотрит.

– Кушайте, – немного растерявшись, опускаю взгляд в свою тарелку.

– Ты не спрашивала у него, да? – в смышлённости Авдееву не откажешь.

– Никит…

– Понятно, – фыркает он, зачерпывая ложкой борщ.

Так и едим дальше в напряжённой тишине. Разве что деду комфортно. Он будто и не замечает того, что происходит. Тогда как мне и кусок в горло не лезет. Неудобно вышло.

– Спасибо за борщ и плов, пойду к своим. Мать просила ей помочь по хозяйству, – Никита поднимается из-за стола.

– Провожу, – иду за ним в прихожую. По дороге слов не нахожу, только у самой двери, когда он надевает куртку, решаюсь заговорить. – Прости, да, не спрашивала, – признаюсь я честно. – Знала, что не отпустит на несколько дней. Какой смысл?