Мои друзья?

Точняк! Расписной. Это старик про Лёху. Он же у нас весь покрыт татухами.

Направляюсь в коридор.

– Пацаны…

Да. Так и есть. На пороге дома Мироновых стоят мои дружбаны. Разумовский, упакованный в шубу, и пожёвывающий жвачку Галдин, на контрасте одетый в тонкую кожанку.

– И всё-таки, Лёх, это не прикол, – глядя Оле за спину, произносит Эмиль.

11. Глава 10

Оля

– Эмиль Разумовский и Алексей Галдин, – представляет Богдан своих друзей. – А это – Оля и Корней Степанович.

– У меня язык пока ещё не отсох, – ворчит дед.

– Что тут у вас такое? – в прихожей появляется Сенька. Резко притормаживает. Смотрит на парней и совсем не по-доброму прищуривается, направив суровый взгляд на блондина.

– Мы знакомы? – вопросительно вскинув бровь, интересуется тот.

– Слава Всевышнему, нет, – чеканит она сухо. – Это мех викуньи? – спрашивает ледяным тоном.

– Шаришь, – кивает он, небрежно потянув за край роскошной шубы. – Самый дорогой мех в мире, – словно невзначай, добавляет хвастливо.

Дед издаёт смешок.

Я вздыхаю.

Ну, щас она ему устроит. Уже чувствую, что начинает закипать.

– Викунья — животное из породы лам, которое водится только в Перу. Это предмет национальной гордости, поэтому их отлов строго регламентирован и ограничен. Найти полноценную шубу из викуньи уже почти невозможно. Где ты её взял?

– Связи… – неопределённо отвечает он. – Нравится?

– Нет. Ты в курсе, какое количество этих зверей нужно для одной такой шубы? – наезжает на него она.

– Да как-то не задумывался.

– Думать, очевидно, не твоё, – осуждающе качает головой Сеня, и блондин от этого заявления прямо-таки офигевает. Стоит, изумлённо на неё таращится. Поражён её прямолинейностью.

– У него ещё из этой шуба есть, как её… – татуированный щёлкает пальцами. – Из шиншиллы!

Сей факт злит мою подругу ещё больше. Она аж пунцовой становится и зубами скрежещет от возмущения.

– Минутка статистики, – объявляет, поджав губы. – Итак… Для одной шубы может потребоваться: восемнадцать лисиц, тридцать енотов, пятьдесят пять норок, сто семьдесят шиншилл, двести пятьдесят особей белок!

– И? – не догоняет Разумовский.

– И можешь заслуженно считать себя убийцей!

– Богданыч, это что ещё за гном-гринписовец? – обращается блондин к другу.

– Сам ты гном, павлин недоделанный! – презрительно фыркает Сеня.

– Давайте мы все успокоимся и пройдём в комнату, – вмешиваюсь я осторожно. – Раздевайтесь, пожалуйста. Можно оставить вещи здесь, – указываю на свободные вешалки в шкафу. – Тапочки я сейчас дам, у нас полы холодные, – достаю из тумбочки самые приличные, выставляю перед ними.

Парень, который Лёша, разувается и тут же в них ныряет, а вот второй, Эмиль… Смотрит на тапочки с таким выражением лица, что не передать никакими словами.

– Они новые, – поясняю на всякий случай.

– Вряд ли данный факт может спасти это клетчатое недоразумение. Они ужасные.

– Простите, пожалуйста, сандали от Версаче специально для вас не приготовили! – острит Сеня, закатывая глаза.

– Слышь, шкуролюб, не выкобенивайся! Носом воротить в своей столице будешь, – подаёт голос дед. – Морду попроще сделал, тапки напялил и пшёл, куда сказали.

– Давай, Разумовский, соверши это преступление против моды, – хохочет товарищ, ободряюще хлопая его по спине.

– Кхм. Проходите за стол, не стойте на пороге. Богдан, проводи ребят, – выразительно на него смотрю.

– Идём, пацаны. Эмиль, надевай тапки, там ковры. В обуви нельзя.

– Сень, помоги мне, пожалуйста, на кухне, – цепляю её за руку и увожу за собой, минуя коридор и гостиную.

– Учти, прислуживать и пресмыкаться перед убийцами зверей, я не собираюсь, – насупившись, предупреждает меня она.