Думай о том, куда едешь и зачем ты туда едешь. Он постарался заставить себя думать о записках, о стихах, о цифре 19. О том, почему Меллери выбрал цифру 19. О том, как он нашел эту цифру в конверте. Как это можно было подстроить? Это второй случай, когда Арибда, Харибда или как его на самом деле звали, провернул этот невероятный трюк. Между первым и вторым случаем была определенная разница, но второй случай был таким же удивительным, как и первый.

Мысль о коробке на журнальном столике не давала ни на что отвлечься. Коробка и ее содержимое – он так явственно помнил, как ее упаковывали много лет назад. Карандашные рисунки Дэнни. Господи. Листок с оранжевыми каракулями, которые Мадлен считала бархатцами. И эта смешная картинка, изображавшая то ли зеленый шарик, то ли дерево, то ли леденец. Боже ты мой.

Гурни не помнил, как доехал до аккуратной парковки института – он почти не смотрел на дорогу. Оглядевшись, он сделал очередную попытку вернуться в реальность, вызвать свой рассудок туда, где находилось тело.

Наконец его постепенно отпустило и даже стало клонить в сон – это было легкое онемение, которое так часто наступает после сильных переживаний. Он посмотрел на часы – умудрился приехать как раз вовремя. Видимо, эта его способность не зависела от сознательной вовлеченности в действительность и функционировала как автономная нервная система. Меллери, как и в предыдущий раз, открыл дверь раньше, чем он успел постучать.

Гурни вошел с ветреного двора в дом.

– Есть новости?

Меллери покачал головой и закрыл тяжелую антикварную дверь, но несколько сухих листьев успело проскользнуть за порог.

– Пройдем в кабинет, – предложил он. – Кофе, сок?

– Кофе, пожалуйста, – сказал Гурни.

Они снова сели в кресла перед камином. На столике между ними лежал большой желтый конверт. Меллери указал на него со словами:

– Копии всех записок и запись звонка, приготовил для тебя.

Гурни взял конверт и положил его к себе на колени.

Меллери нетерпеливо смотрел на него.

– Тебе надо обратиться в полицию, – сказал Гурни.

– Мы это уже проходили.

– Значит, надо пройти еще раз.

Меллери закрыл глаза и потер виски, как будто у него болела голова. Когда он вновь открыл глаза, было видно, что он на что-то решился.

– Приходи сегодня утром на мою лекцию. Тогда тебе все станет понятно. – Он говорил быстро, словно чтобы опередить возражения. – То, что здесь происходит, очень хрупко. Мы объясняем нашим гостям про сознание, про умиротворение, про ясность ума. Их доверие – это самое главное. Мы же сталкиваем их с чем-то, что способно изменить их жизни. Но это как след от самолета в небе. Когда ясно и безветренно – читается. Но хоть один порыв ветра – и все смазывается. Понимаешь, о чем я?

– Не уверен.

– Просто приходи на лекцию, – умоляюще повторил Меллери.

Ровно в десять утра Гурни вошел следом за ним в большое помещение на первом этаже главного особняка. Оно напоминало гостиную дорогого загородного отеля. Дюжина кресел и несколько диванов полукругом расположились перед огромным камином. Гостей было человек двадцать, и большинство уже сидело, но кое-кто стоял у столика с серебряным кофейником и вазой с круассанами.

Меллери спокойно вышел к камину и встал лицом к зрителям. Те, кто стоял у столика, поспешили занять свои места, и все замолчали. Меллери жестом пригласил Гурни занять кресло у камина.

– Это Дэвид, – сказал Меллери, улыбнувшись Гурни. – Он хочет побольше узнать про то, чем мы с вами занимаемся, поэтому я пригласил его присутствовать на нашем утреннем собрании.