– Нет, Жанн, – открещиваюсь от нелепых предположений, – всё иначе. Он меня любит, холит и лелеет. Видишь же, даже сходить на девичник в клуб дал разрешение и не названивает… – перевожу взгляд на наручные часы, – целых три с половиной часа.

– Нюша, мы здесь только полтора.

Отмахивается. Закидывает ногу на ногу, отчего платье плавно соскальзывает вверх, обнажая не только коленку, но и стройное бедро.

Сбоку раздается довольный свист. И предложение угостить коктейлем, произнесенное слегка заплетающимся языком с проглатыванием нескольких согласных.

По давней привычке не реагируем.

– Ага, только я в восемь из дома уехала, – напоминаю подружке, – и, кстати, очень рада, что так сделала. Порой хочется просто поколесить по городу, не ради цели, а чтобы развеяться и послушать музыку. Дома – это совсем не то. Согласись?

– Соглашаюсь, но ты тему-то не меняй, – качает указательным пальчиком у меня перед носом. – Рассказывай, какие причинно-следственные связи нарисовались в твоей буйной головушке, что ты решила идти на поводу твоего сноба?

– Буйная головушка – это у нас ты, – смеюсь в голос, игнорируя шпильку в адрес супруга, тем более, что она оправдана, и, потянувшись, легонько дергаю за рыжий вьющийся локон. – Я – всего лишь гладкошерстная блондинка.

Подмигиваю и резко поворачиваю голову влево. Чувство зуда от постороннего прямого внимания в течение последнего получаса не дает покоя. Бередит и бередит.

Скольжу взглядом вдоль барной стойки, недалеко от которой мы расположились, перевожу на танцпол, пробегаю по нескольким столикам и сталкиваюсь с… любителем зажигать в машине под надзором видеокамер.

То, что это он – нет никаких сомнений. Тот же острый взгляд, который я видела всего пару мгновений, но в памяти зачем-то зафиксировала. Та же еле обозначенная ухмылка мажора-пофигиста. Та же расслабленная поза.

Самоуверенный бабуин!

– Нюш, ты чего зависла? – подруга щелкает пальцами у меня перед носом. – Я всё еще жажду услышать твои мысли. О! Ого-го…

Рыкова прослеживает мой взгляд и расплывается в довольной улыбке. Этакая акула, заприметившая, нет, не добычу, но интересный объект, чтобы вокруг него покружить.

– Какой горячий молодой человек, – произносит, растягивая слова.

– Обычный, – отмахиваюсь.

– Ну-ну… обычный… – фыркает Жанка с предвкушением в голосе. – Еще пара минут такого пристального внимания, Громова, и ты у меня задымишься. Или одежда на тебе, что вероятнее. Он же пожирает тебя глазами, будто целибат год соблюдал.

На последнюю фразу чуть не давлюсь коктейлем.

Тут подруга стопроцентно тыкает пальцем в небо. У этого эксгибициониста никаких простоев в сексуальном плане точно нет. Собственными ушами слышала.

Но не озвучивать же это?

Да я сгорю со стыда! Повторно.

– Жанетт, не придумывай, – ворчу, отвернувшись от типа, вызывающего в душе бурю негодования.

Нафиг эти гляделки!

По щекам разливается румянец смущения, а ладони потеют. Что за странная реакция, понять не могу. От этого злюсь сильнее.

– Ой, лапа, он даже на свою милаху под боком не реагирует, – хмыкает Рыкова, игнорируя моё ворчание. – Как интересненько… Знаешь, Нюш, а может и правильно, что ты со своим тирано-букой разведешься? Найдешь себе нормального мужика, горячего, а не замороженного по самое не балуй.

Повернувшись, наконец, ко мне лицом, Жанка играет бровями.

– Рыкова, тормози! – качаю головой. – Кобаль мне фиктивный развод предлагает. Наша семья останется прежней, а не… развалится.

– Прости, Нюш, но я слабо верю. Предложение Сёсёмы больше попахивает разводом в плане на дурака, а не расторжением барака как такового.