– Ладно! Валяйте, сажайте меня в тюрьму! – беззаботно, почти весело воскликнул он. – Я этого не боюсь! А вы еще сильно пожалеете, что связались со мной! Вот увидите!

Фонтейн с отвращением поморщился:

– Его следовало бы упечь за решетку, но боюсь, паренек слишком пьян, чтобы отдавать отчет в своих действиях.

– Все это, конечно, так, – заметил Энтони, – но что привело его сюда, почему он пытался убить Коллинза? Просто в приступе белой горячки?

– Я не хотел его убивать! – крикнул Марк. Теперь он смотрел испуганно. – И стрелять не собирался.

Тут наконец в разговор вмешался Эмберли, который до сих пор молча наблюдал за происходящим.

– Советую вам извиниться перед мистером Фонтейном, – сказал он Марку. – Вы выставили себя полным идиотом.

Фонтейн взглянул на Фрэнка:

– Вы что, знакомы с ним, Эмберли?

– Немного. В таком состоянии он пребывает почти все время.

– Господи Иисусе! Что ж, не хотелось бы поступать с этим мальчишкой слишком сурово. Как, по-вашему, я должен поступить? Сдать его полиции или отпустить?

– Я отпустил бы, – ответил Эмберли. – Но решать, разумеется, только вам.

– Ну не знаю. Ведь он… мог убить Коллинза.

– Лично мне не хотелось бы доставлять молодому человеку неприятности, сэр, – отреагировал на слова хозяина дворецкий. – Вот придет в себя, тогда и поймет, как глупо поступил.

Марк, переводя неуверенный взгляд с него на Фонтейна, тихо произнес:

– Я не хотел… чтоб так вышло. Я… совершил ошибку. Простите меня.

– Пусть в будущем это послужит вам уроком. Учитесь как-то сдерживать свои эмоции, – строго сказал юноше Фонтейн. Отступил на шаг, распахнул дверь. – А теперь пошел вон отсюда!

Марк, не произнося ни слова, прошмыгнул в дверь и растворился во тьме.

– Черт! – взорвался Кокрейн, как только хозяин дома захлопнул за Марком дверь. – Ничего глупее придумать не могли, нет? Да, может, это он застрелил старого Доусона!

– Застрелил Доусона? – тупо повторил Фонтейн. – Но на кой черт ему это понадобилось?

– Если уж так рассуждать, то какого черта ему понадобилось стрелять в Коллинза? – парировал Энтони, провожая взглядом дворецкого, который торопливо зашагал к вращающейся двери в конце холла. – Нет, я вовсе не утверждаю, что это его рук дело, но… – Он пожал плечами.

– Это просто ужасно! – воскликнула Джоан, дрожавшая с головы до пят. – Зачем он вообще заявился сюда, что разнюхивал? И только не говорите мне, что был пьян, еще раз услышу это, и меня просто стошнит! Что, если б я, допустим, ворвалась в чужой дом и принялась бы палить из пистолета, а потом в оправдание сказала, что напилась и ничего не соображала? Вас бы устроило такое объяснение? Черта с два! Этот тип явно собирался кого-то пристрелить. Ну а потом, выпив четыре или пять рюмок подряд, вдруг подумал: «Нет, ей-богу, вот прямо сейчас пойду и сделаю это!» И не говорите мне, что просто потому, что парень перебрал и ему вожжа попала под хвост, он где-то раздобыл пистолет, затем прошагал несколько миль до дома, где никогда не бывал прежде, и принялся палить по мишеням. Детский лепет!

– Совершенно верно, – заметил Эмберли. – Если б я увидел, как вы, Джоан, пытаетесь силой ворваться в незнакомый дом, то подумал бы худшее. Но вы у нас человек уравновешенный. А этот юнец – нет.

– Вот именно! – восторженно воскликнул Энтони. – Старый котелок варит, полон серого мозгового вещества, верно?

– Я не сказал ничего особенного, просто хотел подчеркнуть разницу между людьми неуравновешенными и, мягко говоря, не слишком умными.

– Скажите, мистер Эмберли, вы действительно так думаете? – спросила Джоан.