Я бы еще много чего могла нафантазировать, если бы не едкий запах гари, проникший в легкие. Грешным делом, подумала, что вместо эдема угодила прямиком в ад. Но мой ад был на Земле. Огонь расстилался по каменным плитам, окружая меня. Потом коснулся Камила, лежавшего в луже крови, подобрался к Нэле и стал с жадностью пожирать ее одежду.

Глаза снова заволокло соленой пеленой. Я различила три фигуры, замершие неподалеку. Незнакомцы что-то возбужденно обсуждали, но мне никак не удавалось уловить смысл их разговора. Голоса тонули в оглушительной какофонии.

Все, кроме одного:

– Она – не наша забота! Пойдем! – холодно выкрикнул незнакомец, тем самым предрешив мою судьбу.

Цепляться за жизнь больше не имело смысла. Темный силуэт человека, так безжалостно растоптавшего мою надежду на спасение, скрылся в облаке дыма. Я смежила веки, а в голове продолжал звучать холодный равнодушный голос.

Дождь с яростью хлестал по лицу, студил разгоряченную плоть, но даже он был не в силах погасить колдовское пламя, завладевшее мастерской. Не способен был унять жар в сердце Этеле.

– Я не могу оставить ее здесь! – крикнул он вдогонку друзьям, останавливаясь.

Резко затормозив, Кристиан подскочил к другу.

– И что ты предлагаешь? Вытащим ее, и огребем по полной! И от Цецилии, и от Габора.

– Ты ведь можешь стереть ей воспоминания, – с надеждой попросил колдун.

На что Эчед лишь скептически фыркнул.

– Теоретически. Забыл, я этим еще ни разу не занимался.

– Мог бы хотя бы попытаться, – укорил друга Даниэль.

– Вот именно, попытаться, – мрачно хмыкнул ведьмак. – Вероятнее всего, после моих стараний она превратится в овощ. А это, на мой взгляд, не самая лучшая альтернатива смерти. Пусть лучше так.

Этеле почувствовал, как внутри вскипает раздражение. Даже в такой ситуации Крис находил место для иронии. Понимая, что Эчед и пальцем не пошевелит ради спасения девушки, ведьмак бросился к зданию, сейчас напоминавшему огромный костер.

– Ты подставляешь нас всех! – крикнул Кристиан ему вдогонку.

Хорошо хоть не пытался остановить, только заявил раздраженно, что не собирается помогать совершать глупейший благородный поступок, и поспешил убраться подальше от места пожара, забрав с собой Даниэля.

Этеле ворвался в мастерскую. Огонь под его ладонями начал гаснуть, будто тростник на ветру пригибаясь к земле. Каким-то чудом пламя так и не коснулось девушки, она лежала в центре очерченного искрами круга и не подавала признаков жизни. Подхватив хрупкое тело, Этеле выбежал на улицу, с тревогой вслушиваясь в неровное дыхание несчастной. Дождь прекратился. Редкие капли осыпались с деревьев на ее лицо, запачканное кровью и пеплом.

Он оставил ее в сквере на скамейке, неподалеку от больницы. Вызвал «скорую» и, дождавшись, когда ночную тишину развеет вой сирены, ушел. Хотелось верить, что девушка сумеет оправиться от пережитого и попытается все забыть. Хотя о таком, Этеле знал по себе, забыть невозможно.

Меня разбудил тихий голос.

– Да, вернемся к концу недели… Нет, ты зря беспокоишься, с нами все отлично… Эрика в полном порядке, на этот раз интуиция тебя обманула, – вдохновенно врала мама, приложив к уху мобильный.

По всей видимости, звонила бабушка. Обладающая завидной проницательностью, в общении с близкими Тереза была в высшей степени доверчива и наивна, а уж дочери верила безоговорочно.

Дальнейший разговор превратился в череду односложных ответов, преимущественно состоявших из «да» или «нет».

Пока маман, отвернувшись к окну и нервно теребя шнурок жалюзи, подвергалась бабушкиному допросу, отец сидел в кресле, ссутулившись и спрятав лицо в ладонях. В этой позе было столько безнадежности, столько отчаяния, что мои собственные невзгоды вдруг стали восприниматься, как что-то незначительное и недостойное внимания.