– Милая, если вы думаете, что сядете на белогривую лошадку и подчините бунтующий народ Манчтурии одними сказками о святости… То у меня для вас дурные новости. Бедуины никогда не станут слушать бледнокожую принцессу, которая в душе их презирает. Но знаете, кого они могут послушать? – вопросительно поднимается чёрная бровь, а в глубине зачаровывающей радужки переливаются насмешливые отблески ламп.

– Вас?

– Королеву, миледи. Свою королеву.

Наконец-то выпустив мою руку, Анвар легко поднимается с кресла, пока я с шипением растираю ноющее запястье. Его рост позволяет смотреть на меня сверху вниз, и болотные духи, как же хочется от души плюнуть в эту безмерно довольную рожу! Непроизвольно отшатываюсь от него, чувствуя ускоряющийся в галоп бой сердца по рёбрам: то ли страх, то ли злость, то ли волнение от близости крепкого тела, его запаха. Слепая пульсация словно растёт из самого живота. И впервые в атласной ткани мне… жарко?

– Вы подписываете себе приговор каждым новым словом, – уверенно вздёргиваю я подбородок, собирая остатки гордости, словно рассыпавшийся жемчуг с порванной нитки.

– Доброго вечера, Ваше Высочество. И чудесной ночи.

Кивнув на прощание, Анвар одаривает меня откровенно издевательской улыбкой. Я уже и не предпринимаю попыток разобраться, что творится в его голове, мечтая только оказаться подальше отсюда. К счастью, теперь желание исполнить нетрудно, и, подобрав полы платья, устремляюсь к выходу из зала.

И только позже, за дверями собственной спальни понимаю, что это выглядело бегством.

Двор короля – это не просто замок, а целый город в городе, где у каждого свой строго обозначенный угол. Стены из цельного камня не пропустят врагов, пышные яблоневые сады и резные беседки дадут тень для прогулок аристократам. Витые лестницы, статуи Сантарры и фигуры барсов положены парадным помещениям, моя же северная башня, всегда стоящая в стороне от общего оживления, привычно одинока.

Но я люблю свою комнату. Научилась любить. Высокий стеллаж с редчайшими книгами и стоящую напротив широкую постель с небрежно откинутой в сторону голубой вуалью балдахина, заполненный письменными принадлежностями дубовый стол в углу и шкаф красного дерева, забитый самыми густыми мехами и официальными синими мантиями с оторочкой из серебристой волчьей шерсти. Оставленный на спинке стула байковый халат и мягкие тапочки под ним. Рядом с туалетным столиком – большой камин, горящий и в летние ночи. Место, где мне тепло. А сегодня… душно.

– Что с вами? – обеспокоенно спрашивает Маиса, закончив расшнуровывать тугой корсет и коротко приложив тыльную сторону ладони к моему лбу. – Вы обычно куда холодней, не простыли? У вас будто жар.

– Нет, – глухо отвечаю я, с наслаждением выпутываясь из нелепого платья. – Это просто… вино. Мне лучше лечь сегодня пораньше.

Вино, как же. Я и выпила всего половину бокала. Вот только мне действительно непривычно жарко: даже переоблачившись в тонкую сорочку, не получается вдохнуть как следует. Каждое касание к самой себе оставляет след, словно кожный покров невозможно истончился. Пока Маиса развешивает в шкафу одежду, подхожу к столу в углу спальни и рассеянно наливаю в стакан воды из медного кувшина, стоящего рядом с вазой, наполненной антилийскими фруктами. Но жажда остаётся, нет – она нарастает, как и приятные импульсы в животе. Не понимаю их природу и сильней напрягаю бёдра, будто это может погасить странные ощущения. Да что это всё значит, в самом деле? Какая-то лавина незнакомых реакций, подминающих меня без возможности снова собрать мысли воедино.