– Дети, закройте глаза, – шептала Вельвинна всякий раз, как только раздавался звук открываемой двери.

Испуганные близнецы спешили повиноваться. Но когда ложе начинало громко скрипеть, было очень трудно не посмотреть в ту сторону. И за все эти годы они ни разу не слышали, чтобы их мать издала хоть единый звук, когда Гемелл громко сопел и дергался, взгромоздившись на нее.

Ромул уставился на открывшееся его взору огромное здание на Капитолийском холме. Оно было посвящено Юпитеру, главному из римских богов, к заступничеству которого взывали перед войной. Храм, самая большая постройка, оставшаяся от основателей Рима этрусков, бесстрастно взирал с высоты. Шесть массивных колонн перед фасадом поддерживали треугольный расписной терракотовый фронтон, а между ними находились двери в селле, святилища триады: Юноны, Минервы и Юпитера. Здесь консулы приносили в жертву быков при вступлении в должность, здесь ежегодно проходило первое заседание Сената. И триумфальные шествия всегда завершались на Капитолийском холме, значение этого места для римлян невозможно было выразить словами.

«Юпитер, великий и всемогущий! Дай мне хотя бы один шанс убить Гемелла, прежде чем я умру». Эту молитву Ромул ежедневно повторял про себя.

В конце концов он добрался-таки до внушительной каменной стены, окружавшей владение Красса. Как и во всех домах богачей, она являла внешнему миру голую, ничем не выделяющуюся поверхность. Лишь створки огромной двустворчатой двери украшали резные львиные головы. Ромул подошел ко входу и взялся за искусно выкованный тяжелый железный молоток, изображавший голову Юпитера. Три раза стукнув – его поразил глубокий сильный звук, – он на всякий случай отступил на пару шагов.

Дверь резко распахнулась. На пороге появился привратник, такой же огромный, как Юба, но его смуглое лицо украшала затейливая татуировка.

– Кто тут? – Его суровый взгляд словно пригвоздил Ромула к земле.

Он протянул руку с письмом:

– Я принес послание Крассу от моего хозяина.

Раб окинул взглядом улицу и резко дернул головой:

– Заходи.

Ромул переступил порог и оказался в доме богатейшего из граждан Рима. Великан-привратник захлопнул дверь и задвинул засовы, затем дернул за веревку, свисавшую с потолка, и удалился в свой альков; все это время он не сводил взгляда с пришельца. Раб, одетый в грубую тунику, с руками, испещренными множеством шрамов, и волосами, собранными в косичку, принадлежал к какому-то готскому племени.

Ромул стоял неподвижно, не решаясь даже переступить с ноги на ногу.

Через несколько мгновений из вымощенного гладкой плиткой коридора донеслось шлепанье сандалий. Оттуда показался тощий человек с опрятно остриженной головой, одетый в чистую белую тогу. Ромулу показалось, что он раздражен. Да и понятно – было не принято беспокоить высших представителей правящего класса Рима в это время дня.

– Ну! – повелительно произнес скрипучий голос.

– Письмо для Красса, господин, – отозвался Ромул, протягивая свиток.

Домоправитель с отвращением взглянул на изрядно запачканный пергамен.

– Вид такой, будто ты выудил его из сточной канавы, – фыркнул он.

– Малость запачкался по дороге, господин. – Ромул уставился в пол, чтобы не было видно хмурого выражения его лица.

– Кто твой хозяин?

– Гемелл, торговец. С Авентина.

– Ты сказал, Гемелл?

– Да, господин.

Теперь домоправитель задумался, оставлять мальчишку здесь или выставить за дверь. Красс имел дело с бесчисленным количеством людей, и купцы, чья деятельность приводила в движение колеса всей хозяйственной жизни, занимали среди них не последнее место. Чуть ли не каждый из купцов был должником Красса. А в отношении тех, кто еще не задолжал ему, Красс шел на любые меры, чтобы так или иначе привязать к себе и подчинить всех, с кем те имели дело, и в конце концов добивался своего. Не исключено, что и эта записка может принести какую-то пользу.