А через пару дней – началось.

Сначала Галина Ефимовна грешила на кошкины нервы, тоже, видимо, измотанные. Взрослая, престарелая уже кошка взяла моду по ночам носиться по квартире и взволнованно, хрипло подвывать. В первый раз разбуженная Галина Ефимовна даже встала – думала, туалет закрыт и зверек протестует. Но, как выяснилось, и лоток был доступен, и в миске воды достаточно, а в другой миске осталось несколько треугольничков сухого корма с ужина. Кошка сидела в прихожей, подергивала хвостом и недобро косилась на Галину Ефимовну.

– Ну что ты, – неуверенно сказала хозяйка.

– У-у… – утробно ответила кошка.

К ночному вою пришлось привыкнуть.

А потом, уже на второй неделе одинокого житья, Галина Ефимовна ночью, сквозь сон и кошкины подвывания, различила какие-то посторонние звуки. И тоскливо подумала, что вот оно, опять ей мешают спокойно жить для себя.

Где-то кто-то ругался. Слышались гулкий грохот, женские взвизги и какое-то неуверенное ответное бурчание. Прекратилось все довольно быстро, только женский голос еще некоторое время скулил, подвывал в унисон с полосаткой, носившейся туда-сюда по маленькому коридорчику.

Галина Ефимовна накрыла голову подушкой. Шумные соседи – то, чего она так боялась. Укоряя себя за то, что не сходила, не познакомилась, она еще немного полежала, зажмурившись и горько поджав губы, а потом поплыли какие-то пятна, заиграла ласковая музыка из телерекламы и Галина Ефимовна заснула.

Утром она, уходя на работу, глянула на чердачную дверь – она была заперта и даже запечатана. Значит, незаметная бытовая драма разыгралась ночью либо сбоку, либо снизу. Галина Ефимовна опять поджала губы и подумала, что сволочи, какие же сволочи кругом живут и творят полный беспредел, мешают другим.

А потом была пара тяжелых недель, заработалась так, что приходила домой, машинально гладила кошку, всыпала ей в миску треугольнички и падала спать, даже не посмотрев предварительно телевизор.

Как-то Галина Ефимовна проснулась от того, что кошка с отчаянным мяуканьем драла дверную обивку. Пришлось встать, указать кошке на недопустимость и опять прислушаться.

Звуки были все те же, женские вопли, кажется нетрезвые, и «быр-быр-быр» в ответ. Доносились они все-таки явно снизу. Что-то хлопнуло, Галина Ефимовна вздрогнула.

– Отойди от меня! Отойди! – надрывно прокричал женский голос, чуть приглушенный перекрытиями.

«Быр-быр…».

– Пошел ты… га-а-ад!..

Галина Ефимовна, сонная и расстроенная, все же прониклась сочувствием. Где-то снизу кто-то явно заедал женский век.

– Га-а-ад!.. – еще раз, затихая, проныл высокий голос.

Кошка бросилась на дверь. Галина Ефимовна взяла ее под передние лапки, унесла к себе и долго успокаивала, гладила, чесала за ушком, пока кошка наконец не затарахтела. Крики внизу уже давно умолкли.

Если говорить честно, то регулярная соседская драма почти не мешала Галине Ефимовне спать. Кошка мешала больше. Поэтому вызвать полицию не позволяла совесть. К тому же – а как же поговорить сначала по-человечески, попросить… Может, они и не знают, что их так слышно. С соседями по подъезду Галина Ефимовна познакомиться еще не успела, знала только старичка с первого этажа, которому как-то помогла открыть дверь, и часто ездила в лифте с вежливой девушкой, явно непьющей, да и жила она на пятом, кажется, этаже.

Однажды ночью ее разбудили не звуки, а запах. Пахло приятно, и Галина Ефимовна еще сквозь сон начала вспоминать, как лет десять назад зашла как-то в церковь и тщетно просила Бога о ребеночке. У нее-то по женской части все было в порядке, это наверняка у мужа что-то барахлило – наверное, от пьянства. Молитвам ее не вняли, и с тех пор в церковь она больше не ходила, обиделась на такую вопиющую несправедливость…