– Уж не хочешь ли ты сказать, что перебирать бумажки в офисе шефа было интереснее?

– Нет, не в том дело. Просто чтение утомляет, притупляет внимание. Сам понимаешь, нам надо знать все, все детали, ничего не упустить, а для этого нужен острый глаз.

Босх заметил, что рядом с папкой уже лежит раскрытый служебный блокнот, верхняя страница которого испещрена пометками. Что написано, прочитать было невозможно, но почти каждая строчка заканчивалась вопросительным знаком.

– К тому же, – добавила Райдер, – я сейчас задействую совсем другие мышцы. Те, что были не нужны на шестом этаже.

– Понял. Ничего, если я начну прямо за тобой?

– Пожалуйста.

Она развела кольца переплета, вытащила стопку документов толщиной в пару дюймов и передала их Босху.

Он уселся за свой стол.

– Послушай, у тебя не найдется запасного блокнота? А то у меня только записная книжка.

Райдер преувеличенно тяжело вздохнула. Босх знал, что на самом деле она счастлива снова работать вместе. Последние два года ей пришлось заниматься аналитикой для нового шефа, готовить отчеты и докладные записки. То не было настоящей полицейской работой, в которой лучше всего проявлялись способности и таланты Киз. Сейчас она вернулась к настоящей.

– Держи. – Она подтолкнула к нему блокнот. – Ручку тоже дать?

– Спасибо, у меня есть.

Босх пододвинул к себе документы и принялся за чтение. Кофе был ему не нужен – заряда вполне хватало.

На первой странице дела он обнаружил цветную фотографию в пластиковой обложке. Снимок был сделан для школьного ежегодника, и с него на Босха смотрела симпатичная девушка с миндалевидными глазами, казавшимися поразительно зелеными на фоне смуглой кожи. Мелко завитые каштановые волосы, поймавшие вспышку камеры, выглядели почти как у натуральной блондинки. Глаза у нее были лучистые, а улыбка открытая и естественная. Улыбка, которая намекала, что она знает то, чего не знают другие. Красивой Босх бы ее не назвал. Черты словно состязались друг с другом, и лицо еще не оформилось окончательно. Но он знал, что подростковая неуклюжесть часто проходит, разглаживается и превращается в красоту уже позднее.

Только вот у шестнадцатилетней Бекки Верлорен этого «позднее» не было. 1988-й стал ее последним годом. Годом, когда ее убили.

Бекки, как звали ее родители и друзья, была единственным ребенком Роберта и Мюриель Верлорен. Мюриель занималась домом. Роберт был шеф-поваром и владельцем популярного в Малибу ресторана «Айленд-хаус гриль». Они жили на Ред-Меса, чуть в стороне от Санта-Сусана-Пасс-роуд, в Чатсуорте, что в северо-западном углу буйно разросшегося образования под названием Лос-Анджелес. Задняя часть их двора примыкала к лесистому склону горы, поднимавшейся над Чатсуортом и служившей северо-западной границей города.

В то лето Бекки только что окончила второй класс подготовительной школы Хиллсайд. Это было частное учебное заведение, где она считалась одной из лучших учениц, а ее мать помогала в кафетерии и часто приносила на ленч разные вкусности из ресторана мужа.

Утром 6 июля 1988 года Верлорены обнаружили, что дочери нет дома. Задняя дверь была открыта, хотя они точно знали, что запирали ее накануне вечером. Предположив, что девушка могла отправиться на утреннюю прогулку, они прождали ее два часа, но она так и не вернулась. В тот день Бекки должна была поехать в ресторан с отцом, чтобы отработать несколько часов в качестве помощницы хостессы, но безнадежно опаздывала. Пока мать обзванивала подруг дочери, отец поднялся по склону. Поиски не дали результата, и тогда не на шутку встревожившиеся родители решили, что пора звонить в полицию.