Она хотела строить планы.
Через две недели Эмили исполнится восемнадцать лет. Еще через два месяца она станет матерью. Она найдет работу. Она уедет из дома своих родителей. Бабушка поймет, а то, что не поймет, забудет. Дин Векслер был прав в одном: Эмили нужно повзрослеть. У нее теперь есть о ком думать помимо себя. Ей нужно вырваться из Лонгбилл-Бич. Ей нужно начать планировать свое будущее вместо того, чтобы позволять другим людям планировать за нее. И, что еще важнее, она должна дать своей малышке все, чего у Эмили никогда не было.
Доброту. Понимание. Защищенность.
Эмили закрыла глаза. Она представила, как ее маленькая девочка радостно плывет у нее внутри. Она сделала глубокий вдох и начала читать свою мантру, но теперь из любви, а не из чувства долга.
– Я буду защищать тебя…
Громкий хлопок заставил ее открыть глаза.
Эмили увидела черные кожаные ботинки, черные носки, края черных брюк. Она посмотрела наверх. Солнце мигнуло, когда в воздух взлетела бита.
Ее сердце сжалось в кулак. Ее с внезапной необратимостью наполнил страх.
Не за себя – за своего ребенка.
Эмили свернулась калачиком, обняла руками живот, высоко поджала колени и упала на бок. Она отчаянно боролась за еще одно мгновение, еще один вдох, чтобы последние слова ее маленькой девочке не были ложью.
Кто-то всегда планировал причинить им боль.
Они никогда не были в безопасности.
Наши дни
1
Андреа Оливер очень хотелось, чтобы ее живот перестал урчать, пока она бежала по грязной тропинке. Солнце обжигало ей плечи. Влажная земля засасывала обувь. Пот превратил ее футболку в пищевую пленку. Подколенные сухожилия натянулись, как стальные струны банджо, и жалобно звенели при каждом ударе пятки о землю. Позади она слышала кряхтенье отстающих, которые с трудом заставляли себя двигаться дальше. Впереди были самые целеустремленные бойцы категории «А», каждый из них перешел бы вброд реку с пираньями, если бы был хоть однопроцентный шанс, что он придет первым.
Она довольствовалась своим положением в середине отряда – не слабачка, но и не экстремал, – что само по себе было достижением. Два года назад Андреа была бы далеко в хвосте или, что более вероятно, все еще спала бы в своей постели, пока ее будильник звонил бы в пятый или шестой раз. Ее одежда была бы разбросана по маленькой квартирке над гаражом ее матери. Каждое неоткрытое письмо на кухонном столе было бы с пометкой «ПРОСРОЧЕНО» на конверте. Когда она наконец вылезла бы из кровати, она обнаружила бы три сообщения от отца с просьбой перезвонить, шесть – от матери с вопросом, не похитил ли ее серийный убийца, и один пропущенный звонок с работы – о том, что это последнее предупреждение, а потом ее уволят.
– Черт, – пробормотала Пэйсли.
Андреа оглянулась и увидела, что Пэйсли Спенсер отделилась от отряда. Кто-то из отстающих споткнулся. Том Хамфри лежал, распластавшись на спине, и смотрел на деревья. Над лесом поднялся коллективный стон. По правилам, если один из них не финиширует, все должны начинать все заново.
– Вставай! Вставай! – орала Пэйсли, возвращаясь к нему, чтобы то ли подбодрить его, то ли пинками заставить его встать. – Ты можешь! Ну же, Том!
– Побежали, Том! – кричали остальные.
Андреа что-то промычала, но побоялась открывать рот. В ее животе творился хаос, как на палубе тонущего «Титаника». Месяцами она бегала спринты, подтягивалась, прыгала на месте, лазила по канату, делала упор-присед и пробегала примерно одиннадцать миллионов миль в день, но по-прежнему оставалась в легком весе. К ее горлу подступила желчь. Она уже стерла все задние зубы. Она сжала кулаки, огибая последний поворот тропы. Финишная прямая. Еще пять минут, и ей никогда больше не придется пробегать эту изнурительную адскую дистанцию.