Правды не знал никто. Никто, кроме Бога и, разумеется, Теда, который умер двадцать пять лет тому назад. Он был хорошим человеком, добрым человеком, папой для ее Жозефины и дедушкой для Хоуп. Он любил их всех и показывал свою любовь, и она будет вечно благодарна ему за это, потому что сама она демонстрировать любовь не умела. И все же иногда она сомневалась, что Тед смог бы любить ее так же, знай он всю правду полностью. Она понимала, что он догадывался, но сказать ему, произнести это вслух означало бы разбить ему сердце.
Роза прерывисто вздохнула и посмотрела в глаза Хоуп, внучке, которой она испортила жизнь. Мать Хоуп, Жозефина, была несчастна, она страдала из-за ее, Розы, ошибок. И Хоуп тоже страдает. Роза отчетливо читала это и по глазам Хоуп, и по тому, что за жизнь ей выпала. Роза перевела взгляд на Анни, на эту девочку, которая заставила ее память проснуться. Пусть хоть у правнучки все сложится хорошо!
– Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала, – произнесла наконец Роза, поворачиваясь к внучке.
– Что? – заботливо ответила Хоуп. – Я сделаю для тебя все, что захочешь.
Хоуп не знала, на что соглашается, но у Розы не было выбора.
– Мне нужно, чтобы ты поехала в Париж, – спокойно сказала она.
У Хоуп глаза полезли на лоб. В Париж?
– Да, в Париж, – не колеблясь, подтвердила Роза. Не дожидаясь, пока внучка задаст вопрос, она продолжила: – Я должна знать, что произошло с моей семьей.
Роза полезла в карман и достала список – он словно ожег ей пальцы огнем – и аккуратно подписанный чек на тысячу долларов. Хватит на билет на самолет до Парижа. Пальцы у Розы горели, когда Хоуп забирала у нее бумаги.
– Я должна знать, – тихонько повторила Роза. Волны плескались у плотины ее памяти, и душа уже изготовилась к тому, что вот-вот хлынет паводок.
– Твоя… семья? – с сомнением переспросила Хоуп. Роза кивнула, и Хоуп развернула бумажный листок.
Ее глаза быстро пробежали по строчкам, по семи именам.
Семь имен, подумала Роза. Она посмотрела вверх, где начинал уже проступать ковш Большой Медведицы. Семь звезд на небе.
– Я должна знать, что произошло, – сказала она внучке. – Поэтому поезжай.
– Вы о чем? – перебила Анни. У нее был испуганный вид, и Розе хотелось бы успокоить девочку, но она знала: утешения даются ей нисколько не лучше, чем правда. Она никогда не умела утешать. Кроме того, Анни уже двенадцать. Достаточно большая, чтобы знать. Всего на два года меньше, чем было самой Розе, когда началась война.
– Кто все эти люди? – спросила Хоуп, вглядываясь в список.
– Это моя семья, – кивнула Роза. – Ваша семья.
Она на минутку прикрыла веки, мысленно перечисляя эти имена, выжженные у нее прямо в сердце, которое, как ни удивительно, продолжало биться все эти годы.
Альбер Пикар, р. 1897
Сесиль Пикар, р. 1901
Элен Пикар, р. 1924
Клод Пикар, р. 1929
Ален Пикар, р. 1921
Давид Пикар, р. 1934
Даниэль Пикар, р. 1937
Когда Роза открыла глаза, Хоуп и Анни смотрели на нее. Она вздохнула.
– Ваш дедушка ездил в Париж в сорок девятом году, – начала Роза.
Голос у нее дрожал, потому что эти слова было трудно выговаривать вслух, даже теперь, спустя столько лет. Снова прикрыв веки, Роза вспомнила лицо Теда в день, когда он вернулся домой. Он не мог смотреть ей в глаза и избегал ее взгляда. Говорил он страшно медленно, потому что принес вести о людях, которых она любила больше всего в этом мире.
– Все они умерли, – продолжила Роза после паузы. Раскрыв глаза, она поглядела на Хоуп. – Тогда мне было этого достаточно, ничего больше я знать не хотела. Я даже попросила твоего дедушку ничего мне не рассказывать. Мое сердце не вынесло бы.