Мэл вопросительно приподняла брови, но тот не стал ничего объяснять. Побарабанил пальцами по здоровому колену, о чем-то задумавшись, и Амелия только теперь заметила, что Монтегрейн тоже снял плащ, оставшись в тонкой черной рубашке.

— Так значит, вы и есть та самая Святая Мэл?

— Что? — Мгновенно отвлекшись от выплывших на середину озера серых уток, Амелия обернулась так резко, что что-то щелкнуло в шее. Поморщившись, она накрыла пострадавшее место ладонью и повторила тверже: — Что вы сказали?

Может, ей послышалось?

— Святая Мэл, — с заметной, но отчего-то необидной усмешкой повторил Монтегрейн. — Когда после последнего боя я попал в один из южных лазаретов, там ходили легенды о Святой Мэл — женщине, способной возвращать людей чуть ли ни с того света без помощи магии. Все, кто принимал питье из ее рук, вставали на ноги. — Амелия тяжело сглотнула вставший поперек горла ком. Она понятия не имела… — Правда, когда я спросил об этой чудо-целительнице главного знахаря, тот списал все на бред выживших, приписывающих свою удачу воздействию извне.

— Седдик, — сорвалось с ее губ.

Не выдержав, она зажмурилась. «Святая Мэл» — это же какое-то богохульство!

— Седдик, — подтвердил Монтегрейн, чуть улыбнувшись. — Славный старик.

Амелия шумно выдохнула. Подумать только, они с нынешним супругом разминулись в лазарете буквально на несколько дней. А может, и вовсе — часов?

Что было бы, столкнись они там? Узнал бы он ее? Рискнула бы она уже тогда попробовать его вылечить?

Судьба, словно в насмешку, сталкивала их снова и снова: на балконе королевского дворца, на пороге гостиной во время похорон Анабель Монтегрейн (на сей раз в прямом смысле), почти столкнула в лазарете, но все же развела, чтобы теперь столкнуть уже по-настоящему: в храме и в одном доме…

Убрав наконец ладонь с шеи, Мэл вновь устремила взгляд на озеро, неосознанно начав перебирать пальцами травинки у своих ног. Роса уже окончательно сошла, и трава была абсолютно сухой и даже чуточку теплой.

— Эйдан не знал, да? — снова заговорил Монтегрейн. И рука Амелии, занесенная над очередной травинкой, напряглась, замерла в воздухе, а плечи словно сковало холодом.

Если бы Бриверивзу было известно о чудодейственных свойствах ее крови, он не только вылил бы ту из нее до капли и продал бы, но и на всякий случай выпотрошил бы тело, лишь бы получить новые деньги для ставок на скачках.

— При чем здесь Эйдан? — голос прозвучал резко, даже грубо.

Но Монтегрейн проигнорировал вопрос. Смотрел на нее, щурясь в лучах яркого, уже совсем не утреннего солнца, и явно пришел к каким-то выводам.

— Никто не знал, да? Ни Бриверивз, ни лорд Грерогер, — продолжил рассуждать вслух.

Если бы отец знал, он запер бы ее в чулане на все время войны и ни на шаг не подпустил бы к лазаретам…

— При чем здесь это? — возмутилась Мэл.

И собеседник опять прочел между строк.

— Не знали. — Кивнул словно не ей, а собственным мыслям. — И вдруг тайна, от сохранности которой целиком и полностью зависит ваша жизнь, доверяется… мне? — Его губы улыбались, но взгляд оставался серьезным, пристальным.

О да, он был абсолютно прав, и, возможно, это было самым глупым поступком в ее жизни. С чего она взяла, что Бриверивз, если бы узнал ее тайну, выпустил бы из нее всю кровь, а новый супруг поступит иначе?

Амелия передернула плечами, избавляясь от неестественного в летний зной озноба, и огрызнулась:

— А почему бы мне не довериться собственному мужу?

И почему бы, в самом-то деле, ей самой не решать, кому и что говорить?

В ответ на напоминание об их статусе Монтегрейн сперва невесело усмехнулся, затем поморщился.