Прошлась по его тощей спине с бусинками позвонков, чуть не рвущих кожу, большим куском намыленной мешковины. Потерла ему руки и ноги, тщательно помассировала с густой пеной волосы. Пришлось промывать их дважды. А потом большими неуклюжими ножницами подровняла космы, чтобы не лезли мальчишке в глаза. Даже заставила его поскрести кусок мыла, чтобы под ногтями пропали темные полоски. Джейд все это время с удовольствием била ручками по воде в лоханке и радостно улыбалась, демонстрируя нам два белых крошечных зубика на нижней десне.

Ирвин переоделся в чистую одежду, и мы вернулись в более-менее отмытый дом. Вот тут мальчишка затих. А когда на ужин вместо надоевшей вареной картошки я поставила яичницу, он, конечно, благодарить меня не кинулся, но в конце ужина негромко пробурчал:

-- А хорошо бы этак-то каждый день было.

8. Глава 7

Очень медленно наша жизнь начала приобретать некие признаки системы. Просыпались мы Ирвином очень рано, малышка Джейд еще спала. Каждое утро я заставляла его умываться. До того как растопим печь. До завтрака, до любых других действий, кроме посещения туалета. На печи с вечера оставался горшок с водой, которая к утру еще не успевала остыть полностью. И вот этой тепловатой водой мы поливали друг другу из кувшина.

Больше всего мальчишку почему-то раздражало то, что я требовала хотя бы полоскать рот. Он не понимал, с чем это связано, и злился, но пока что подчинялся. Затем он занимался растопкой печи и шел доить козу, а я торопливо готовила завтрак.

Пока я промывала крупу, что с его точки зрения было глупостью и баловством, разогревала вчерашние остатки еды, он успевал вернуться. Ворча, снимал на пороге грязные кожаные калоши: я запрещала входить в них в дом и ставил на стол кувшин с молоком.

Чистку козьей сараюшки я взяла на себя: все же он был еще ребенком, и такая нагрузка была ему не по силам. Но чистка – это днем, когда будет время. А с утра он приносил к завтраку примерно пол-литра молока и парочку свежих яиц. Яйца я откладывала, решив, что они пригодятся для выпечки. Потому яичница будет у нас праздничным блюдом.

Если нам удавалось выловить момент и посадить Джейд на горшок, это значило, что с утра у меня будет меньше стирки. К сожалению, такое случалось не всегда. Чтобы не менять каждый раз сено в тюфячке, я подкладывала под простынку малышке сложенные во много раз отстиранные тряпки. Использованные не хранила дома, а сразу выносила на улицу. Как бы это ни было тяжело, но примерно раз в два дня мне приходилось снова наполнять водой ненавистный котел и кипятить предварительно застиранные тряпки, а потом еще и полоскать в ледяной воде.

И вот вроде бы Ирвин радовался, что сейчас спит на чистом и в доме почти не воняет, но регулярный и совсем не маленький расход на этот костер заставлял мальчишку нервничать и бурчать.

-- Одно сплошное расточительство! Кинула бы на улицу, оно бы проветрилось и высохло. Все так делают, одна ты чушь придумываешь.

Вместо слова «чушь» он употреблял гораздо более непристойное выражение. Вообще, мне приходилось постоянно одергивать его. Мат для Ирвина был всего лишь обычными словами, и он искренне не понимал, почему я запрещаю ему говорить «как все». Это стало еще одним поводом для конфликтов.

Потихоньку я продолжала разбирать тряпье и, наконец, добралась до сундука, который стоял под моим топчаном и содержал, по словам Ирвина, мое приданое. Слава всем святым, стирать лежащие там вещи не пришлось: они были чистыми. Именно поэтому сундук и выпал из зоны моего внимания на достаточно долгое время. Но как только я перестирала всю одежду, и хлопот стало меньше, у меня дошли руки и до этих богатств.