– Газ есть, – показывает на плиту. Зажигает спичками конфорку.
– А еда? Что готовить?
– Здесь крупы, – открывает одну створку навесного шкафа. – Здесь консервы. Сухое молоко, – показывает банку. – Здесь вода, – показывает на канистры. – Каша вполне устроит, – смотрит на меня. – Ты готовить-то умеешь? – наконец, звучит убийственный вопрос. С этого стоило начать.
– Нет, – качаю головой.
Я действительно не умею готовить. Потому что не нужно было и желания не было. Да и зачем, когда были повара, рестораны, кафешки…
Вздрагиваю от того, как он ударяет кулаком по столешнице.
– От тебя хоть какая-то польза есть для этого мира, мать его? Кроме умения тратить бабло? – прорычал.
Стало обидно.
– Ну уж извините, – возразила, набравшись смелости. – Я не просила меня красть. И в кухарки я не нанималась, – готова развернуться и уйти, да только не успеваю. Жестко хватает меня за руку, отталкивая к плите.
– А тут не санаторий, девочка. Читать, надеюсь, умеешь. На пачках все написано, приступай. У тебя полчаса, – и вышел, оставив меня одну.
Смотрю на провизию и на трясущиеся свои ладони.
Урод!
***
Каша. И кто знает, как ее готовить? Какую брать крупу? Рис? Гречку? Или… что это? Геркулес?
Я не люблю каши, особенно молочные.
С недоверием смотрю на банку сухого молока. А с ним что делать?
И на это всего полчаса? А у меня даже Интернета нет под рукой. Видео-урок с пошаговой инструкцией помог бы приготовить. А вот это все сомнительно.
Спустя полчаса на плите булькает каша в кастрюле.
Но есть это я не буду.
– Готово? – вздрагиваю.
Снова и снова! Да сколько можно так неожиданно появляться?
– Хочешь меня до сердечного приступа довести? – возмущаюсь.
Но вместо ответа мужчина подходит к плите и с недоверием смотрит на содержимое кастрюли.
– Что это? – спрашивает.
– Как заказывал, каша, – пожимаю плечами.
– Какая каша?
– Геркулесовая.
Берет в руки ложку и подает ее мне.
– Пробуй, – командует.
– Что?
– Пробуй то, что наготовила, – все еще держит ее передо мной. – Или думаешь, я рискну своим здоровьем, дегустируя это первым?
Осторожно беру ложку похолодевшими пальцами.
– Ну?
Ну-ну… баранки гну. Бери и сам пробуй, питекантроп.
Но высказать свое возмущение вслух не решаюсь. Черпаю немного и, подув, пробую.
– И как? – спрашивает, пристально наблюдая за мной, словно ловит каждую эмоцию. Только я уверена, что это для того, чтобы чуть что отругать как маленького ребенка, ну или не маленького.
– Никак, – откладываю ложку.
– И что не так? – нет, он издевается?
– Пресно.
– Соль, сахар вон там, – показывает в сторону шкафчика. – Накладывай в тарелку, – отвечает.
– Ты будешь есть кашу? – спрашиваю.
– Не я, а ты, – усмехается.
– Я не буду это есть, – качаю головой, отступая от плиты.
– Уверен, что будешь. Иначе кормить тебя буду я. Сомневаюсь, что ты об этом мечтаешь, – а сам лезет в шкаф и достает консервы.
– А ты? Будешь есть это? – киваю в сторону банки, что он поставил на стол.
– Тушенка. Да. По крайней мере, не траванусь. А вот ты это запомнишь и, думаю, впредь будешь относиться к своим обязанностям ответственнее, – открывает банку, берет ложку и садится за стол. Запах тушенки разносится по небольшому помещению и мой желудок тут же отозвался урчанием.
– Кашу накладывай и садись за стол, – звучит команда.
– Погоди, – застыла на месте. – Что значит, обязанности?
– Готовка твоя обязанность, – прожевав, ответил. – Что здесь непонятного?
– Я не буду готовить.
– Будешь, – пророкотал его голос. – Заодно научишься. Будь уверена, этот навык тебе пригодится.
И все, больше ни слова. Получив вдогонку красноречивый взгляд, достала тарелку и, положив в нее пару ложек каши, села за стол.