– А что, отдельная кровать – вещь необыкновенная?

Лже-Дениска прищурился:

– Ой, мамаша, ну как я тебе все объясню, когда ты простого не понимаешь. Не дрожи. Посижу до суда, потом в колонию, оттуда на поселение, следом – условно-досрочное получу. Годика через два на свободе с чистой совестью и тугими бабками.

Следующие полтора часа прошли в молчании. Время от времени из окошка выкликали фамилию. Наконец-то позвали нас. Фальшивый Дениска встал.

– Пошли в эту башню на второй этаж.

Мы пересекли крохотный дворик и вошли в башню, поднялись на второй этаж и оказались перед воротами-металлоискателями, наподобие тех, что стоят в аэропортах.

Справа от ворот в железной клетке сидела привычно кудрявая белокурая девушка, на ее лице замерло каменное выражение. А впереди, сразу за воротами, тянулась решетка. Паренек прошел через ворота и подал девушке документы, та выдала железный номерок и нажала кнопку. Решетка с лязгом отошла в сторону. Я быстренько повторила маневр. Мы оказались внутри тюрьмы, и решетка с жутким стуком захлопнулась за нами. Стало страшно. Господи, ну куда лезу?

Быстрым шагом мы пошли по коридору, поднялись еще на один этаж и опять оказались возле решетки и девушки в клетке. Прямо над головами виднелась надпись: «Следственная часть». Мой компаньон показал номерок. Стражница открыла решетку и тусклым голосом сказала:

– Второй кабинет.

Мы прошли по длинному коридору и встали у второго кабинета. Появился молоденький офицер, он взял у нас заявку и отпер комнату. Я шагнула внутрь и вздрогнула – замок заперли.

– Да не дрожи ты, – рассмеялся браток. – Здесь всегда запирают двери. Не дергайся.

Я огляделась. Маленькая, метров шести-семи комната выглядела удивительно грязной. В углу валялись чьи-то рваные кроссовки, на стуле висела тельняшка. Письменный стол и допотопная вешалка венчали пейзаж. Сердце тоскливо сжалось: если у них так в помещениях для адвокатов и сотрудников, то как же убого в камерах! Грустные размышления прервал звук отпираемой двери. Конвойный ввел Дениску.

«Только не удивляйся, бога ради, не удивляйся», – молилась я про себя.

Но Дениска даже не вздрогнул. Конвойный повернулся и вышел. Денька молча продолжал смотреть на нас. Я откашлялась:

– Уважаемый Денис Иванович, ваша семья наняла нас, чтобы помочь.

Не прерывая идиотской тирады, протянула мальчишке листок бумаги. Денька прочитал и быстро стал снимать костюм. Я продолжала вещать, как радио на вокзале:

– Чистосердечное признание облегчит вашу участь и уменьшит наказание…

Лже-Дениска гнусавил в ответ:

– Да не виноват я, зуб даю, подставили меня.

Под этот аккомпанемент быстро производилась операция по разгримировыванию и загримировыванию. Каштановый парик, усы, очки, розовый пиджак… Управились примерно минут за сорок. Наконец были произнесены завершающие слова «пьесы»:

– И все же советую как следует подумать, пока что мы потеряли здесь много времени зря.

Фальшивый Дениска подмигнул и еле слышно прошептал:

– Делай все в обратном порядке.

Он нажал на звонок у двери, через несколько минут вошел конвойный и увел заключенного. Мы с Деней двинулись по коридору.

– Повторяй за мной, – шепнула я.

Денька кивнул головой.

Показали железные номерки, и решетка распахнулась. На первом этаже девушка беззвучно отдала удостоверения, забрала номерки, и мы вышли во дворик. Я с ужасом ожидала воя сирен, лая собак… Но нет, все тихо. Спокойно средь бела дня удрали из Бутырской тюрьмы, и никто не заметил.

На Новослободской улице поймали машину и помчались в Шереметьево-2.

У табло в зале отлета маялась белая, как занавеска, и похудевшая Оксана.