Саприн быстро оглядел светло-зеленые «Жигули», на которые указала соседка Тамары, а выйдя из дома, прошел мимо них и чуть замедлил шаг. Похоже, женщина права, на машине действительно никто не ездил в течение нескольких ближайших дней – пыль на капоте и на лобовом стекле лежала ровно.

Он отправился в район Филевского парка, где жила мать Тамары. Та, к счастью, оказалась дома, но провела его в кухню и попросила подождать: у нее шел урок, и прерывать его не полагалось. Алла Валентиновна была дамой лет около пятидесяти, но об этом мог догадаться только тот, кто знал, что у нее есть двадцативосьмилетняя дочь. А те, кто этого не знал, наивно полагали, что Алле Валентиновне нет еще и сорока, настолько она была жизнерадостна, постоянно готова к улыбке, стройна и моложава. Коченова-старшая, как понял Николай из обрывков фраз, доносящихся до него из комнаты, преподавала немецкий язык. Его удивила та легкость, с которой хозяйка впустила в квартиру незнакомого человека и оставила одного, пусть и на кухне, где, как принято считать, никаких ценностей не держат, но все-таки… Конечно, у нее там полная комната учеников, судя по голосам, далеко не мальчишеского возраста, так что бояться, что незнакомец ее убьет или ограбит, не приходится, но ведь урок закончится и они уйдут, а он останется с Аллой Валентиновной вдвоем.

Николай чувствовал себя не очень хорошо, к вечеру слабость усилилась и, кажется, снова поднялась температура. Он вытащил из кармана маленькую плоскую коробочку из голубой пластмассы и достал из нее три разные таблетки. Оглядевшись, увидел посудную полку, взял стакан, налил воды из чайника и запил лекарства. В какой-то момент ему подумалось, что вот так он сидел бы и сидел, никуда не торопясь. Как было бы хорошо, если бы вдруг оказалось, что ему не нужно искать и убивать Тамару, никакой опасности она не представляет, а деньги для сестры дала мать. Тогда он лег бы в постель, закрыл бы глаза и проспал бы, наверное, целую неделю: из-за болезненного состояния усталость казалась ему раз в двадцать сильнее, чем была на самом деле. Как было бы хорошо, если бы Алла Валентиновна сейчас вошла в кухню и сказала: «Вы напрасно ищете Тамару. Несколько дней назад она попала под машину и умерла». И все. И все проблемы решились бы сами собой. Но она так не скажет, уж очень у нее спокойное и улыбчивое лицо, таких лиц не бывает у женщин, только что похоронивших своего ребенка.

Наконец из прихожей послышались голоса уходящих учеников. Хлопнула дверь, хозяйка появилась в кухне.

– Перерыв между группами полчаса, надо быстренько съесть что-нибудь, а то свалюсь в голодный обморок, – заявила она, с молниеносной быстротой вытаскивая из духовки сковороду, а из холодильника продукты. – Вы составите мне компанию?

– Благодарю вас, я не голоден. А вот чаю выпью с удовольствием, если дадите.

– Дам, отчего ж не дать хорошему человеку, – весело ответила она и тут же расхохоталась над невольно сказанной двусмысленностью.

– Какие у вас сроки? – спросила она, когда на сковороде многообещающе зашипело что-то ароматное.

– Какие сроки? – удивился Саприн.

– Когда вам ехать?

– Куда ехать?

– Ну, за границу, куда же еще. Вы же для этого хотите язык учить, а не для того, чтобы читать Гейне в оригинале, верно?

Саприн сообразил, что Алла Валентиновна принимает его за очередного ученика, который перед отъездом за рубеж хочет быстренько «наблатыкаться» в разговорном немецком.

– Алла Валентиновна, я ищу Тамару. Вы не знаете, где она?

– В командировке, – удивленно ответила Коченова. – А вы кто?